Голосов сравнительная политология. Политолог григорий голосов о феномене навального в контексте мировых политических тенденций

12.09.2021
Редкие невестки могут похвастаться, что у них ровные и дружеские отношения со свекровью. Обычно случается с точностью до наоборот


Профессиональные интересы :

Сравнительная политология, методология компаративных исследований, политические процессы в российских регионах.



Учебные курсы :


Публикации :

Монографии:

  • Российская партийная система и региональная политика. СПб.: Изд-во Европейского ун-та, 2006, 299 с.
  • Political Parties in the Regions of Russia: Democracy Unclaimed. Boulder, CO, and London: Lynne Rienner, 2004, xvii + 305 pp.
  • Партийные системы России и стран Восточной Европы: генезис, структуры, динамика. М.: Весь мир, 1999, 152 с.
  • Modes of Communist Rule, Democratic Transition, and Party System Formation in Four East European Countries (Donald W. Treadgold Paper in Russian, East European and Central Asian Studies No. 9), Seattle, WA: Henry M. Jackson School of International Studies, University of Washington, 1996, 123 pp.

Статьи и главы на русском языке:

  • “О системе Империали ”, Информационный бюллетень Депутатского объединения политической партии «Единая Россия» в Тамбовской областной думе, No. 4 (7), 2009, c. 82-86. “Электоральный авторитаризм в России”, Pro et Contra, No. 1, 2008, c. 22-35.
  • “Публикация российских электоральных данных: проблемы и решения”, Российское электоральное обозрение, No.1, 2007, c. 60-65.
  • “Сводная российская электоральная статистика, декабрь 2003 - апрель 2007”, Российское электоральное обозрение, No.1, 2007, c. 66-133.
  • “Ресурсные базы кандидатов на выборах региональных законодательных собраний и формирование политических партий” // А. Сазонов и др. (ред.), Pro Nunc: Современные политические процессы, Вып. 4, Тамбов: Юлис, 2006, с. 106-115.
  • “Стратегические манипуляции полем политических альтернатив как механизм «управляемой демократии» ” // Режим Путина: идеи и практика, М.: В. Секачев, 2005, с. 7-61
  • “Представительство общественных организаций в партийных списках на выборах региональных законодательных собраний, декабрь 2003 - октябрь 2004 гг. ” // Н. Петров (ред.), Гражданское общество и политические процессы в регионах, М.: Московский центр Карнеги, 2005, с. 38-47.
  • “Возрастной состав региональных законодательных элит России, 1999-2003” // А. Дука и В. Мохов (ред.), Власть, государство и элиты в современном обществе, Пермь: Изд-во ПГТУ, 2005, с. 122-136.
  • “Сфабрикованное большинство: конверсия голосов в места на думских выборах 2003 г.”, Полис: Политические Исследовании, No.1, 2005, c. 108-119.
  • “Политические институты и доступ женщин к представительству в законодательных собраниях российских регионов” // Н. Степанова и Е. Кочкина (ред.), Гендерная реконструкция политических систем, СПб.: Алетейя, 2004, с. 677-702.
  • “Избирательные системы и партийная фрагментация в регионах России, 1993-2003” // А. Дука, ред. Власть и элиты в современной России. СПб.: Социологическое об-во им. Ковалевского, 2003, с. 295-308.
  • “Политические партии и независимые кандидаты на думских выборах” // В. Гельман и др., ред. Второй электоральный цикл в России, 1999-2000 гг. М.: Весь мир, 2002, с. 43-64.
  • “Стратегии переизбрания инкумбентов на думских выборах” // В. Гельман и др., ред. Второй электоральный цикл в России, 1999-2000 гг. М.: Весь мир, 2002, с. 134-157, с Ю. Шевченко.
  • “Выборы региональных законодательных собраний (1993-2001)” // В. Авдонин, ред. Выборы органов государственной власти Рязанской области. Рязань: РГПУ им. Есенина, 2002, с. 72-86.
  • “Политические институты и демократия в России”, Неприкосновенный запас, No. 5, 2001, с. 30-34. “Измерения российских региональных избирательных систем”, Полис: политические исследования, No. 4, 2001, с. 71-85.
  • “Партии власти и российский институциональный дизайн: теоретический анализ”, Полис: политические исследования, No. 1, 2001, с. 6-15, и в кн.: В. Нечаев и А. Филиппов (ред.), Вся политика: хрестоматия. М.: Европа, 2006, с. 322-331, с А. Лихтенштейн.
  • “Развитие политических партий в регионах России” // М. Горный, ред. Выборы в Российской Федерации: федеральный и региональный аспекты, т. 1. СПб.: Норма, 2000, с. 74-78.
  • “Социальные сети и электоральное поведение” // Г. Голосов и Е. Мелешкина, ред. Политическая социология и современная российская политика. СПб.: Борей-принт, 2000, с. 100-125, с Ю. Шевченко.
  • “Политические партии на региональном уровне” // Г. Голосов и Е. Мелешкина, ред. Политическая социология и современная российская политика. СПб.: Борей-принт, 2000, с. 226-271.
  • “Элиты, общероссийские партии, местные избирательные системы: о причинах развития политических партий в регионах России”, Общественные науки и современность, No. 3, 2000, с. 51-75.
  • “Губернаторы и партийная политика”, Pro et Contra, Том 5, No. 1, 2000, с. 96-108.
  • “Происхождение современных российских политических партий, 1987-1993” // В. Гельман и др., ред. Первый электоральный цикл в России, 1993-1996 гг. М.: Весь мир, 2000, с. 77-105.
  • “Политические партии и электоральная политика в 1993-1995 гг.” // В. Гельман и др., ред. Первый электоральный цикл в России, 1993-1996 гг. М.: Весь мир, 2000, с. 106-129.
  • “Факторы электорального успеха в одномандатных округах” // В. Гельман и др., ред. Первый электоральный цикл в России, 1993-1996 гг. М.: Весь мир, 2000, с. 130-151, с Ю. Шевченко.
  • “Избирательная система и межпартийная конкуренция на думских выборах” // В. Гельман и др., ред. Первый электоральный цикл в России, 1993-1996 гг. М.: Весь мир, 2000, с. 152-176, с Н. Яргомской.
  • “Независимые кандидаты и зависимые избиратели: влияние социальных сетей на электоральную политику в России”, Полис: политические исследования, No. 4, 1999, с. 108-121, и в кн.: Л. Галкина и Т. Шмачкова, ред. Университетская политология России. М.: Некоммерческое партнерство “Полис”, 1999, с. 38-49, с Ю. Шевченко.
  • “Идеологическое развитие партий и поля межпартийной конкуренции на думских выборах 1995 г. в России”, Мировая экономика и международные отношения, No. 3, 1999, с. 39-48.

Публикации на портале:

Учебные курсы

Учебник. - 3-е изд., перераб. и доп. - э Европ. ун-та в С.-Петербурге, 2001. - 368 с. (Труды ф-та полит, наук и социологии; вып. 2). 18ВМ 5-94380-010-7

Научный редактор - Ю.Д.Шевченко

«При поддержке Института «Открытое общество»

(Фонд Сороса). Россия»

В учебнике освещены происхождение и характер сравнительной поли­тологии, теоретические средства политических исследований, а также ос­новные сферы их применения: политическая культура и участие, заинтере­сованные группы, политические партии, выборы, исполнительная власть, парламенты и невыборные власти. Учебный материал богато иллюстри­рован примерами из политической жизни различных стран и статистичес-

Для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направле­нию и специальности «Политология», аспирантов, преподавателей и ис­следователей, а также для всех, кто интересуется проблемами политичес­кой ЖИЗНИ I

ПРЕДИСЛОВИЕ 5

Глава I

ПРОИСХОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ

СРАВНИТЕЛЬНОЙ ПОЛИТОЛОГИИ 9

Происхождение современного политического анализа 10

Бихевиоризм 14

Возникновение сравнительной политологии 17

Развитие и современное состояние сравнительной политологии 23

Глава II

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА СРАВНИТЕЛЬНЫХ

ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ 35

Базовые понятия политического анализа 35

Кросснациональное сравнение 40

Национальное государство 52

Глава III

ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕЖИМЫ 63

Проблема классификации политических режимов 63

Модели демократии 92

Глава IV

ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА И УЧАСТИЕ … 100

Политическая культура и политическая социализация 101

Гражданская культура 104

Политические субкультуры…………………………………………... 110

Политическая культура элиты 113

Идеология 117

Политическое участие 123

Глава V

ЗАИНТЕРЕСОВАННЫЕ ГРУППЫ 131

Классификация заинтересованных групп 132

Каналы и источники влияния 137

Неокорпоратизм 144

Глава VI

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ 150

Функции и классификация партий 151

Классификация партийных систем 162

Происхождение и развитие партийных систем 171

Глава VII

ИЗБИРАТЕЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ 186

Избирательные системы большинства 189

Пропорциональные и смешанные избирательные системы 200

Электоральная инженерия

и манипуляции избирательной системой 211

Глава VIII

ЭЛЕКТОРАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ 223

Теории экспрессивного поведения избирателей 223

Теории рационального поведения избирателей 235

Электоральная политика и институциональные влияния

на поведение избирателей 243

Глава IX

ИСПОЛНИТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ 254

Функции и разновидности исполнительной власти 254

Президентские системы 264

Парламентская система 281

Глава X

ПАРЛАМЕНТЫ 287

Классификация парламентов и их функции 289

Организационная структура парламентов 301

Политическая структура парламентов 306

Глава XI

НЕВЫБОРНЫЕ ВЛАСТИ 314

Бюрократия 314

Судебная власть 331

Средства массовой коммуникации и политика 334

ПОСЛЕСЛОВИЕ 339

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 342

УКАЗАТЕЛЬ СХЕМ И ТАБЛИЦ 352

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 354

УКАЗАТЕЛЬ СТРАН И СПРАВОЧНАЯ

ИНФОРМАЦИЯ 359

ПРЕДИСЛОВИЕ

Прошло пять лет с того момента, как в Издательство Новоси­бирского университета была представлена рукопись второго изда­ния этого учебника. Нужно ли третье? Характерное явление после­дних лет - обильный, не иссякающий поток учебной литературы по политологии. Складывается впечатление, что российские поли­тологи только тем и занимаются, что пишут учебники: ведь иссле­довательской литературы по проблемам современной российской политики (во всяком случае, в монографической форме) довольно мало, а та, которая есть, обычно написана и опубликована не по-русски. Само слово «политолог» в России гораздо чаще относят к профессиональным организаторам избирательных кампаний, поли­тическим консультантам и журналистам, чем к представителям со­ответствующей академической дисциплины, довольно широко пред­ставленной в вузах. Изучать политику некому. Ученые заняты учебниками.

Такое положение дел, разумеется, не случайно. Учебники - это не только завершающий этап становления любой научной дисцип­лины, но в известной мере еще и начальный этап. Большая часть литературы по политическим наукам, изданной в Западной Европе и США в конце Х1Х-начале XX в., тоже предназначалась для пре­подавателей и студентов - ведь научного сообщества еще не суще­ствовало, и у исследовательских работ по политологии просто не было адресата. Именно учебники конституировали сообщество в том смысле, что основное «послание» каждого из них гласило: полити­ческая наука - это то, о чем написано здесь; другая политическая наука - неправильная. Довольно высокий уровень концептуаль­ного и методологического новаторства характерен и для учебной литературы, тиражируемой сегодня в России. Возможно, некоторые из таких учебников действительно лягут в основу научных кружков или даже - как знать - целых исследовательских направлений ло­кального значения. В предлагаемом вниманию читателя учебнике, начиная с первой его версии (1994 г.), я не преследовал широкомас-

6 Предисловие

штабных целей вроде создания новой науки или радикального ре­формирования имеющейся. Напротив, я исходил из признания того, что политическая наука уже существует, пусть не в России, а в окру­жающем ее мире. Хорошая или плохая, эта наука в нынешнем виде развивается уже несколько десятилетий, и основная задача учебни­ка - просто информировать заинтересованного читателя о ее раз­витии и текущем состоянии. Эта цель не является ни амбициозной, ни оригинальной, и нельзя сказать, что она чужда некоторым из уже изданных учебников. Однако в лучшем случае в этих учебниках чи­тателя информируют о состоянии науки десятилетней давности. Устарели и предыдущие издания настоящей работы - ведь полито­логия не стоит на месте. Отсюда - желание внести в учебник изме­нения и дополнения, отражающие развитие науки, но при этом сохранить систематический характер изложения материала. Оста­новлюсь подробнее на основных отличиях настоящего издания от книги, увидевшей свет пять лет назад.

Основная часть изменений обусловлена необходимостью при­вести содержание учебника в большее соответствие с текущим со­стоянием исследовательской практики. Несколько расширен мате­риал, характеризующий ведущие на современном этапе развития сравнительной политологии парадигмы - теорию рационального выбора и неоинституционализм. При описании политических режи­мов гораздо большее, чем раньше, внимание уделено проблемам демократизации. Дополнены главы, посвященные политической культуре и заинтересованным группам. Из главы «Политические партии и выборы» выделены самостоятельные главы об избиратель­ных системах и электоральном поведении. Именно этим важным и бурно развивающимся в последние годы исследовательским направ­лениям в предыдущем издании учебника уделено непростительно мало места. Менее существенно изменились главы об исполнитель­ной власти, парламентах и невыборных властях, но и там есть изме­нения. Расширен и обновлен статистический материал, иллюстри­рующий отдельные положения учебника.

Как и в предыдущем издании, я счел возможным воздержаться от приведения библиографических справок в тексте. Помещенный в конце книги список литературы выполняет иную задачу. Дело в том, что при работе над учебником использовалось большое коли­чество исследовательских работ. Ссылки на каждую из них непос-

Предисловие 1

редственно в тексте учебника сделали бы его неудобочитаемым. Но и полностью обойтись без справочно-библиографического ап­парата было бы некорректно и, пожалуй, неэтично. В библиогра­фическом списке перечислены те книги и статьи, которые упомина­ются - а иногда даже цитируются - в учебнике. Понятно, что такой список не может претендовать на роль исчерпывающей библиогра­фии по сравнительной политологии. Некоторые из включенных в него работ имеют к этой дисциплине лишь косвенное отношение. И наоборот, в него не вошли многие работы на русском языке, кото­рые я настоятельно рекомендовал бы использовать в учебном про­цессе. Но, в конце концов, работа с литературой - это задача, ко­торую я не могу выполнить за каждого отдельного преподавателя или студента. Кроме того, в список внесены исправления некото­рых неточностей, вкравшихся в предыдущее издание учебника.

В основном, однако, концепция учебника осталась неизменной. Он предназначен для людей, изучающих сравнительную политоло­гию, - как для преподавателей, так и для студентов и аспирантов, а также для всех тех, кто из гражданских побуждений или в силу рода занятий испытывает необходимость приобщиться к современным политическим знаниям. Будучи учебником, книга порывает с дур­ной традицией советского обществознания, которая требовала от подобных изданий исчерпывающих и окончательных ответов на все вопросы. Напротив, основное внимание при изложении теоретичес­кого материала уделяется конкурирующим концепциям и дискусси­ям, в которых развивается научное сообщество. Читателям, жажду­щим абсолютных истин, этот учебник вряд ли поможет. Уделяя теории должное внимание, я придавал особое значение тому, чтобы «втиснуть» в текст учебника как можно больше эмпирических дан­ных, иллюстраций, примеров из жизни отдельных государств. На­деюсь, что книгу можно будет использовать в качестве справочни­ка по широкому кругу политических вопросов.

Настоящее издание стало возможным в рамках сотрудничества между факультетом политических наук и социологии Европейско­го университета в Санкт-Петербурге и кафедрой социологии, поли­тологии и управления социологического факультета Самарского государственного университета, осуществляемого по программе поддержки кафедр Мегапроекта «Развитие образования в России» Института «Открытое Общество». Я выражаю Институту свою глу-

8 Предисловие

бокую, искреннюю признательность. Важно отметить, что роль про­граммы поддержки кафедр состояла не только и не столько в фи­нансировании издания (хотя нет нужды говорить, что без этого оно, скорее всего, не состоялось бы), сколько в предоставленной мне воз­можности соотнести содержание учебника с запросами современ­ной преподавательской практики в вузе. Большую роль в работе над учебником сыграло мое общение с самарскими коллегами по проек­ту, а также с преподавателями, аспирантами и выпускниками Евро­пейского университета в Санкт-Петербурге. Особую признатель­ность хотелось бы выразить В.Я. Гельману и Ю.Д. Шевченко, советы и комментарии которых внесли много нового в содержательную часть моей работы, а также М.Ю. Кондратьевой, любезно взявшей на себя значительную часть организационных тягот, связанных с переизданием книги.

ГОЛОСОВ Г.В. СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТОЛОГИЯ Учебник. - 3-е изд., перераб. и доп. - э Европ. ун-та в С.-Петербурге, 2001. - 368 с. (Труды ф-та полит, наук и социологии; вып. 2). 18ВМ 5-94380-010-7 Научный редактор - Ю.Д.Шевченко «При поддержке Института «Открытое общество» (Фонд Сороса). Россия» В учебнике освещены происхождение и характер сравнительной поли​тологии, теоретические средства политических исследований, а также ос​новные сферы их применения: политическая культура и участие, заинтере​сованные группы, политические партии, выборы, исполнительная власть, парламенты и невыборные власти. Учебный материал богато иллюстри​рован примерами из политической жизни различных стран и статистичес- Для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направле​нию и специальности «Политология», аспирантов, преподавателей и ис​следователей, а также для всех, кто интересуется проблемами политичес​кой ЖИЗНИ I ©Г. Голосов, 2001 © Издательство «Летний сад», 18ВМ 5-94380-010-7 обложка, 2001 СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДИСЛОВИЕ 5 Глава I ПРОИСХОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ СРАВНИТЕЛЬНОЙ ПОЛИТОЛОГИИ 9 Происхождение современного политического анализа 10 Бихевиоризм 14 Возникновение сравнительной политологии 17 Развитие и современное состояние сравнительной политологии 23 Глава II ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА СРАВНИТЕЛЬНЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ 35 Базовые понятия политического анализа 35 Кросснациональное сравнение 40 Национальное государство 52 Глава III ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕЖИМЫ 63 Проблема классификации политических режимов 63 Авторитарные режимы 68 Модели демократии 92 Глава IV ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА И УЧАСТИЕ … 100 Политическая культура и политическая социализация 101 Гражданская культура 104 Политические субкультуры…………………………………………... 110 Политическая культура элиты 113 Идеология 117 Политическое участие 123 Глава V ЗАИНТЕРЕСОВАННЫЕ ГРУППЫ 131 Классификация заинтересованных групп 132 Каналы и источники влияния 137 Неокорпоратизм 144 Глава VI ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ 150 Функции и классификация партий 151 Классификация партийных систем 162 Происхождение и развитие партийных систем 171 Глава VII ИЗБИРАТЕЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ 186 Избирательные системы большинства 189 Пропорциональные и смешанные избирательные системы 200 Электоральная инженерия и манипуляции избирательной системой 211 Глава VIII ЭЛЕКТОРАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ 223 Теории экспрессивного поведения избирателей 223 Теории рационального поведения избирателей 235 Электоральная политика и институциональные влияния на поведение избирателей 243 Глава IX ИСПОЛНИТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ 254 Функции и разновидности исполнительной власти 254 Президентские системы 264 Парламентская система 281 Глава X ПАРЛАМЕНТЫ 287 Классификация парламентов и их функции 289 Организационная структура парламентов 301 Политическая структура парламентов 306 Глава XI НЕВЫБОРНЫЕ ВЛАСТИ 314 Бюрократия 314 Армия 326 Судебная власть 331 Средства массовой коммуникации и политика 334 ПОСЛЕСЛОВИЕ 339 БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 342 УКАЗАТЕЛЬ СХЕМ И ТАБЛИЦ 352 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 354 УКАЗАТЕЛЬ СТРАН И СПРАВОЧНАЯ ИНФОРМАЦИЯ 359 ПРЕДИСЛОВИЕ Прошло пять лет с того момента, как в Издательство Новоси​бирского университета была представлена рукопись второго изда​ния этого учебника. Нужно ли третье? Характерное явление после​дних лет - обильный, не иссякающий поток учебной литературы по политологии. Складывается впечатление, что российские поли​тологи только тем и занимаются, что пишут учебники: ведь иссле​довательской литературы по проблемам современной российской политики (во всяком случае, в монографической форме) довольно мало, а та, которая есть, обычно написана и опубликована не по-русски. Само слово «политолог» в России гораздо чаще относят к профессиональным организаторам избирательных кампаний, поли​тическим консультантам и журналистам, чем к представителям со​ответствующей академической дисциплины, довольно широко пред​ставленной в вузах. Изучать политику некому. Ученые заняты учебниками. Такое положение дел, разумеется, не случайно. Учебники - это не только завершающий этап становления любой научной дисцип​лины, но в известной мере еще и начальный этап. Большая часть литературы по политическим наукам, изданной в Западной Европе и США в конце Х1Х-начале XX в., тоже предназначалась для пре​подавателей и студентов - ведь научного сообщества еще не суще​ствовало, и у исследовательских работ по политологии просто не было адресата. Именно учебники конституировали сообщество в том смысле, что основное «послание» каждого из них гласило: полити​ческая наука - это то, о чем написано здесь; другая политическая наука - неправильная. Довольно высокий уровень концептуаль​ного и методологического новаторства характерен и для учебной литературы, тиражируемой сегодня в России. Возможно, некоторые из таких учебников действительно лягут в основу научных кружков или даже - как знать - целых исследовательских направлений ло​кального значения. В предлагаемом вниманию читателя учебнике, начиная с первой его версии (1994 г.), я не преследовал широкомас- 6 Предисловие штабных целей вроде создания новой науки или радикального ре​формирования имеющейся. Напротив, я исходил из признания того, что политическая наука уже существует, пусть не в России, а в окру​жающем ее мире. Хорошая или плохая, эта наука в нынешнем виде развивается уже несколько десятилетий, и основная задача учебни​ка - просто информировать заинтересованного читателя о ее раз​витии и текущем состоянии. Эта цель не является ни амбициозной, ни оригинальной, и нельзя сказать, что она чужда некоторым из уже изданных учебников. Однако в лучшем случае в этих учебниках чи​тателя информируют о состоянии науки десятилетней давности. Устарели и предыдущие издания настоящей работы - ведь полито​логия не стоит на месте. Отсюда - желание внести в учебник изме​нения и дополнения, отражающие развитие науки, но при этом сохранить систематический характер изложения материала. Оста​новлюсь подробнее на основных отличиях настоящего издания от книги, увидевшей свет пять лет назад. Основная часть изменений обусловлена необходимостью при​вести содержание учебника в большее соответствие с текущим со​стоянием исследовательской практики. Несколько расширен мате​риал, характеризующий ведущие на современном этапе развития сравнительной политологии парадигмы - теорию рационального выбора и неоинституционализм. При описании политических режи​мов гораздо большее, чем раньше, внимание уделено проблемам демократизации. Дополнены главы, посвященные политической культуре и заинтересованным группам. Из главы «Политические партии и выборы» выделены самостоятельные главы об избиратель​ных системах и электоральном поведении. Именно этим важным и бурно развивающимся в последние годы исследовательским направ​лениям в предыдущем издании учебника уделено непростительно мало места. Менее существенно изменились главы об исполнитель​ной власти, парламентах и невыборных властях, но и там есть изме​нения. Расширен и обновлен статистический материал, иллюстри​рующий отдельные положения учебника. Как и в предыдущем издании, я счел возможным воздержаться от приведения библиографических справок в тексте. Помещенный в конце книги список литературы выполняет иную задачу. Дело в том, что при работе над учебником использовалось большое коли​чество исследовательских работ. Ссылки на каждую из них непос- Предисловие 1 редственно в тексте учебника сделали бы его неудобочитаемым. Но и полностью обойтись без справочно-библиографического ап​парата было бы некорректно и, пожалуй, неэтично. В библиогра​фическом списке перечислены те книги и статьи, которые упомина​ются - а иногда даже цитируются - в учебнике. Понятно, что такой список не может претендовать на роль исчерпывающей библиогра​фии по сравнительной политологии. Некоторые из включенных в него работ имеют к этой дисциплине лишь косвенное отношение. И наоборот, в него не вошли многие работы на русском языке, кото​рые я настоятельно рекомендовал бы использовать в учебном про​цессе. Но, в конце концов, работа с литературой - это задача, ко​торую я не могу выполнить за каждого отдельного преподавателя или студента. Кроме того, в список внесены исправления некото​рых неточностей, вкравшихся в предыдущее издание учебника. В основном, однако, концепция учебника осталась неизменной. Он предназначен для людей, изучающих сравнительную политоло​гию, - как для преподавателей, так и для студентов и аспирантов, а также для всех тех, кто из гражданских побуждений или в силу рода занятий испытывает необходимость приобщиться к современным политическим знаниям. Будучи учебником, книга порывает с дур​ной традицией советского обществознания, которая требовала от подобных изданий исчерпывающих и окончательных ответов на все вопросы. Напротив, основное внимание при изложении теоретичес​кого материала уделяется конкурирующим концепциям и дискусси​ям, в которых развивается научное сообщество. Читателям, жажду​щим абсолютных истин, этот учебник вряд ли поможет. Уделяя теории должное внимание, я придавал особое значение тому, чтобы «втиснуть» в текст учебника как можно больше эмпирических дан​ных, иллюстраций, примеров из жизни отдельных государств. На​деюсь, что книгу можно будет использовать в качестве справочни​ка по широкому кругу политических вопросов. Настоящее издание стало возможным в рамках сотрудничества между факультетом политических наук и социологии Европейско​го университета в Санкт-Петербурге и кафедрой социологии, поли​тологии и управления социологического факультета Самарского государственного университета, осуществляемого по программе поддержки кафедр Мегапроекта «Развитие образования в России» Института «Открытое Общество». Я выражаю Институту свою глу- 8 Предисловие бокую, искреннюю признательность. Важно отметить, что роль про​граммы поддержки кафедр состояла не только и не столько в фи​нансировании издания (хотя нет нужды говорить, что без этого оно, скорее всего, не состоялось бы), сколько в предоставленной мне воз​можности соотнести содержание учебника с запросами современ​ной преподавательской практики в вузе. Большую роль в работе над учебником сыграло мое общение с самарскими коллегами по проек​ту, а также с преподавателями, аспирантами и выпускниками Евро​пейского университета в Санкт-Петербурге. Особую признатель​ность хотелось бы выразить В.Я. Гельману и Ю.Д. Шевченко, советы и комментарии которых внесли много нового в содержательную часть моей работы, а также М.Ю. Кондратьевой, любезно взявшей на себя значительную часть организационных тягот, связанных с переизданием книги. Глава I ПРОИСХОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ СРАВНИТЕЛЬНОЙ ПОЛИТОЛОГИИ Сравнительная политология сформировалась как обособленная часть сложной, предметно и методологически диверсифицирован​ной дисциплины, которую принято называть политической наукой, или политологией. Поэтому первая задача, с которой сталкивается любое систематическое описание сравнительной политологии, - выяснение ее роли в более широком комплексе политических зна​ний. И задача эта вовсе не так проста, как может показаться на пер​вый взгляд. Дело в том, что общепринятая позиция по этому вопросу в научном сообществе так и не сложилась. Некоторые исследовате​ли считают, что сравнительная политология - прежде всего суб​дисциплина, специфика которой выражается в ее методе. В то же время существует позиция (отстаиваемая, например, известным уче​ным Гэбризлом Алмондом в «Международной энциклопедии соци​альных наук»), согласно которой сравнительная политология - это внутринаучное движение, вызванное к жизни в значительной мере социальным контекстом функционирования политического знания. Как автор учебника я, конечно, не могу претендовать на разреше​ние спора, продолжающегося в исследовательской литературе. Все, что я считаю себя вправе сделать, - это предоставить в распоряже​ние читателя материал, достаточный для выработки собственного мнения. В настоящей главе речь пойдет преимущественно о «движе​нии за сравнительную политологию». Будут рассмотрены ее преды​стория, основные обстоятельства возникновения и развития. Попут​но объектом анализа станут некоторые теоретические подходы, оказавшие особо сильное воздействие на сравнительную политоло​гию, - бихевиоризм, структурный функционализм, теория рацио​нального выбора и неоинституционализм. Специфика же сравни​тельного метода в политологии будет раскрыта в следующей главе. 10 Происхождение и развитие сравнительной политологии Происхождение современного политического анализа Современная политическая наука (ро1Шса! заепсе) - феномен относительно недавнего происхождения. На первый взгляд это ут​верждение противоречит тому, что политика - одна из наиболее яр​ких и увлекательных сторон человеческой деятельности - привлекала внимание мыслителей уже на заре цивилизации, а «основоположни​ками» политологии часто называют Аристотеля, Никколо Макиа​велли, Джона Локка и других философов прошлого. Однако, как от​мечает Дэвид Истон, «в течение многих столетий, от классической древности до конца девятнадцатого столетия, изучение политичес​кой жизни оставалось не дисциплиной в строгом смысле слова, но совокупностью интересов». Первоначально политическая проблема​тика давала пищу для размышлений философам, затем к ним присое​динились правоведы, а в XIX веке, с возникновением социологии, политика сразу же попала в поле зрения этой науки. Обособление политологии как академической дисциплины произошло на рубеже XIX-XX столетий в США, где в нескольких университетах - в ос​новном силами философов, правоведов и социологов - были орга​низованы кафедры политической науки. В западноевропейских стра​нах подобное развитие наблюдалось значительно позднее, уже после второй мировой войны, и протекало оно под заметным воздействием американских образцов. Единственное исключение - Великобрита​ния, где издавна существовала оригинальная и зрелая традиция по​литических исследований. Но и британская политология все сильнее ощущает воздействие американских стандартов. Последние десяти​летия ознаменовались бурным развитием политологии и ее широким распространением во всем мире. Пришла она и в страны бывшего СССР. Однако и по сей день большинство индивидуальных членов Международной ассоциации политических наук проживает в США Об удельном весе представителей этой страны в исследовательской практике свидетельствуют подсчеты, проведенные канадским поли​тологом Ж. Лапонсом (табл. 1, 2). Почему же политическая наука была и, по определению Хайнца Эло, остается «преимущественно американским явлением»? Ответ на этот вопрос вытекает из некоторых особенностей американско​го общества, возникшего как совокупность переселенцев, лишенных общих исторических корней и вынужденных идентифицировать себя Происхождение современного политического анализа II Таблица 1 Доля докладчиков, представлявших отдельные страны на конгрессах Международной ассоциации политических наук, проведенных в разные годы, % (в скобках) 1973 1976 1979 1982 1985 США (37.5) США (38.5) США (29.0) США (26.8) США (30.0) Канада(6.9) Канада(8.6) Канада(6.8) Бразилия (9.3) ФРГ (7.6) Франция (6.9) Англия (8.1) СССР (5.2) Франция (6.6) Англия (6.8) Англия (6.4) Франция (4.3) ФРГ (4.8) ФРГ (6.6) Индия (6.4) ФРГ (5.4) ФРГ (3.8) Индия (4.4) Канада(4.2) Канада(5.7) Швейцария (2.9) ЧССР (2.6) Финляндия (3.9) Индия (4.2) Франция (4.6) Норвегия (2.4) Польша (2.6) СФРЮ (3.7) СССР (4.2) Голландия (3.3) Полыпа(2.4) Швейцария (2.6) Корея (ЕОжн) (3.3) Англия (3.8) Италия (2.5) Израиль(1.9) Индия (1.9) Франция (2.2) СФРЮ (3.1) Финляндия (2.2) Япония (1.9) Япония (1.9) Израиль(2.3) СФРЮ (1.8) Таблица 2 Доля издателей и редакторов круп​нейших политологических журналов (дан​ные за 1979 г.) в распределении по отдель​ным странам, % Страна Издатели Редакторы США 46.1 46.1 Англия 12.8 12.8 Канада 5.1 7.6 Финляндия 5.1 2.5 Франция 5.1 7.6 ФРГ 5.1 5.1 с государством. Часто го​ворят, что США - это «мультикультурное», т. е. включающее в себя мно​гочисленные и чуждые друг другу культурные ориентации, «общество, разделяющее некоторые общие политические цен​ности». Одним из меха​низмов воспроизводства этих ценностей и выступа​ет политическая наука. Уже в начальной школе американец сталкивается 12 Происхождение и развитие сравнительной политологии с некоторыми ее элементами, посещая так называемые уроки граж​данственности (С1У1С йаззез). В старших классах он изучает консти​туцию США, а оказавшись в университете, имеет возможность по​сещать широчайший набор политологических курсов (в некоторых государственных учебных заведениях такие курсы носят обязатель​ный характер). Многие миллионы студентов ежегодно заканчивают свое высшее образование со степенью бакалавра в области полити​ческих наук. Так что количество профессиональных политологов в США не должно удивлять. В основном это университетские препо-даватели.Все вышесказанное, конечно, не объясняет причин распро​странения политологии за пределами ее исторической родины. На​против, мы вправе спросить: если задача этой науки состоит в воспроизводстве определенной, национально-специфической систе​мы ценностей, то может ли она прижиться, скажем, в России? Мо​жет, ибо это - не единственная ее задача. По прошлому нашей страны мы хорошо знакомы с «политической наукой», почти ис​ключительно занимавшейся оправданием существующего порядка в целом и отдельных властных решений, - «теорией научного ком​мунизма». Иной политической науки в СССР не могло и быть. Бу​дучи закрытой, советская политическая система не нуждалась в ис​следовательских средствах, которые раскрывали бы подлинные мотивы и механизмы властвования. Американское государство, при всех его неизбежных национальных особенностях, является демок​ратическим. В условиях демократии оправдание существующего режима в глазах населения - важная, но далеко не единственная забота власть имущих. Вынужденные конкурировать между собой, они заинтересованы в объективных познавательных средствах, ко​торые позволяли бы им предвидеть последствия собственных дей​ствий, добиваться переизбрания путем проведения эффективной политики и рациональной организации избирательных кампаний. В США политологи повсеместно привлекаются к обслуживанию политической практики и управления. Многие из них являются кон​сультантами в федеральных органах государственной власти, адми​нистрации штатов, политических партиях, а также в частных фир​мах. Исследования широко финансируются правительством и частными фондами. Кроме того, высшее политическое образование считается весьма желательным для человека, рискнувшего сделать власть своей профессией. Таким образом, именно демократия со- Происхождение современного политического анализа 13 здает предпосылки к возникновению научного -опирающегося на факты и направленного на фиксацию закономерностей - знания о политике. С этой точки зрения, американское происхождение совре​менной политологии является случайным обстоятельством, а сама история дисциплины может рассматриваться под углом постепен​ного преодоления ее национально обусловленной специфики. Забе​гая вперед, можно сказать, что особую роль в этом процессе сыграло как раз движение за сравнительную политологию. Однако в первые два десятилетия своего существования поли​тология оставалась почти исключительно американской дисципли​ной. Примкнувшие к ней философы (такие, как Гарольд Ласки, опуб​ликовавший в 1925 г. свою «Грамматику политики») обеспечивали своих коллег, бывших юристов, убедительным обоснованием двух основных тезисов: во-первых, что демократия - это лучшая и наи​более прогрессивная форма правления, к которой неизбежно при​дут все народы; во-вторых, Америка (или, может быть, Великобри​тания) служит наиболее полным воплощением демократических принципов. Отсюда вытекала возможность рассматривать все ос​тальные государства - в той мере, в какой они не следовали англо​саксонским образцам, - как отклонения, что, по существу, позво​ляло игнорировать их опыт в исследовательской практике. Основной темой политологии в то время было различие между британской (парламентской и унитарной) и американской (президентской и фе​деративной) формами демократического правления. Эти несложные исследовательские рамки позволяли аккумулировать большие объемы материала, носившего в основном исторический и консти​туционно-правовой характер, и делать простые заключения о зако​номерностях политической жизни. Стиль науки был скорее описа​тельным, чем аналитическим, а в центре ее внимания находились политические институты - исполнительная власть, парламенты, судебная власть, реже - политические партии. Классическими об​разцами такого подхода, вошедшего в историю как институциональ​ный, были монументальные работы Германа Файнера «Теория и практика современного правления» (1932) и Карла Фридриха «Кон​ституционное правление и политика» (1937). Основной недостаток институционального подхода был очеви​ден уже для его современников: он не позволял описывать и объяс​нять один из главных факторов демократического процесса - по- 14 Происхождение и развитие сравнительной политологии литическое поведение масс. На преодоление этого недостатка и была направлена происшедшая в 30-х гг. научная революция, во многом изменившая облик политических исследований. В результате полу​чил развитие принципиально новый - бихевиористский - подход к изучению политических явлений. Бихевиоризм Мы видели, что современная политическая наука возникла на стыке двух издавна существовавших гуманитарных дисциплин - философии и права. Между тем еще в XIX в. предпринимались по​пытки создать социальные науки, которые изучали бы законы об​щественного развития примерно так же, как естествознание пости​гает законы природы. С одной из таких попыток и связано явление, известное как бихевиоризм. Это труднопроизносимое по-русски сло​во - производное от английского «ЪеЬауюиг» (поведение). Исходя из принципа, согласно которому наука должна изучать лишь непос​редственно наблюдаемое, первые бихевиористы - психологи - провозгласили переход от изучения сознания к анализу поведения людей. Бихевиористы-социологи, в свою очередь, положили начало изучению конкретного поведения как в формальных (юридически оформленных), так и в неформальных группах. На очереди были политологи. Инициаторы и последователи этого движения, принад​лежавшие в основном к чикагской школе американской политичес​кой науки (Чарльз Мерриам, Гарольд Лассуэлл, Леонард Уайт и др.), настаивали на первоочередности изучения политического поведе​ния в институтах, группах и в политическом процессе в целом. Ос​новное внимание они сосредоточивали на анализе не столько госу​дарства, сколько власти и процесса ее осуществления. Бихевиоризм в политической науке представляет собой методо​логическую ориентацию, цель которой состоит в анализе полити​ческих явлений путем наблюдения за поведением индивидов и состоящих из них групп. Два понятия - поведение и наблюдение, - используемые в этом определении, сами по себе нуждаются в дефи​нициях. Под политическим поведением принято понимать любое поведение индивида - вербальное (словесное) или невербальное, которое характеризует его как члена определенной политической общности. Иными словами, исследование политического поведе- Бихевиоризм 15 ния - это исследование политической жизни общества сквозь при​зму поведения индивида. Что касается наблюдения, то под ним следует понимать получе​ние информации различными способами - непосредственными (когда, например, политолог исследует собравшуюся толпу) и кос​венными (когда он пользуется документальными свидетельствами поведения индивидов - данными об итогах выборов, о количестве воздержавшихся от голосования и т. д.). Различают наблюдения естественного и искусственного характера. Первое имеет место, когда мы наблюдаем политическое поведение в существующих независимо от нас условиях, например анализируем итоги выборов. Второе - когда исследователь сам вызывает интересующее его по​ведение, чаще всего путем анкетного исследования, реже - лабора​торного эксперимента. Следует особо остановиться на двух главных преимуществах, которые дало политической науке применение бихевиористских методов. Во-первых, это - учет психологического аспекта полити​ки, ранее вообще не принимавшегося во внимание. Ч. Мерриам по​лагал, что в основе политической реальности лежат индивидуаль​ная человеческая воля и страсти, в особенности жажда власти и применения силы. С самого начала бихевиоризм стремился найти и использовать исследовательские методы, позволяющие не только оценить внешнее поведение и его результаты, но и определить пси​хологическую подоплеку этого поведения, иначе говоря, такие ме​тоды, которые позволили бы видеть политические отношения сквозь призму переживаний участвующих в них людей. Во-вторых, для бихевиоризма всегда была характерна ориента​ция на количественные методы исследований. Основополагающи​ми для любого исследования политики были признаны такие требо​вания, как опора на данные, полученные в ходе выборочных обследований, контент-анализа и т. п., их строгая систематизация и математическая обработка. Классические труды бихевиористской политической науки - «Политика: кто получает что, когда и как» Гарольда Лассуэлла (1936), «Голосование» Бернарда Берелсона, Пола Лазарсфельда и Уильяма Макфи (1954), «Выбор народа» Пола Лазарсфелда, «Гражданская культура» Гэбриэла Алмонда и Сиднея Вербы (1963) - построены на обобщении огромных массивов данных. 16 Происхождение и развитие сравнительной политологии В раннем очерке «Современное состояние изучения политики» (1925) Ч. Мерриам в качестве главного недостатка политологии указал на острый дефицит научности. Если считать научностью свойства, присущие естественно-научному исследованию, то надо признать, что этот недостаток сохранился и по сей день. Но все же в какой-то мере он преодолен, и это в решающей степени заслуга бихевиористов. Бихевиоризм заметно расширил представления о том, как видят политику обычные люди и как они себя ведут, ста​новясь участниками политического процесса. Однако гораздо важ​нее собственно методологические достижения. Именно в рамках бихевиоризма были выработаны основные методы прикладных по​литических исследований: 1) статистические исследования поли​тической активности, в частности исследования, касающиеся вы​боров; 2) анкетные исследования и опросы; 3) лабораторные эксперименты; 4) применение теории игр в изучении принятия по​литических решений. Таким образом, можно сказать, что бихеви​ористская политология была первым видом эмпирического - т. е. ориентированного на сбор и обработку данных - политического исследования. Эмпирическая наука занимается тем, что, во-первых, описывает реальность, а во-вторых, объясняет ее. Противополож​ностью эмпирического подхода является нормативный, задающий​ся преимущественно вопросом о том, чем должна быть политика, а не тем, что она есть. Нормативный характер носили, в частно​сти, многие построения приверженцев традиционного институци-онализма. И все же сама по себе «бихевиористская революция» не смогла справиться с новыми задачами, вставшими перед политической на​укой после второй мировой войны. Во-первых, в силу своей приро​ды бихевиоризм уделял повышенное внимание поддающимся коли​чественному анализу аспектам политики (выборам, общественному мнению и т. п.), в то время как все остальное исчезало из поля зре​ния исследователей. Во-вторых, жесткая ориентация на решение конкретных задач не позволяла выработать теоретическое видение политики в целом, а значит, и методы изучения процессов, протека​ющих в общенациональных и международном масштабах. В-треть​их, - и это, может быть, самое главное - бихевиоризм не создавал методологических предпосылок для того, чтобы преодолеть провин​циальную замкнутость американской политологии, ее узкую ори- Возникновение сравнительной политологии 17 ентацию на решение задач, связанных с политическим процессом в США. Между тем нужда в этом назревала. Возникновение сравнительной политологии В 30-е гг. в основном определилась существующая и по сей день структура политической науки. Ядро ее составила субдисциплина, аккумулировавшая знания о внутренней политике в отдельно взя​той стране - в данном случае, конечно, в США. Ее принято назы​вать национальной политикой - не потому, что она занимается межнациональными взаимоотношениями (для передачи этого смыс​лового оттенка используется понятие «этническая политика»), а как раз потому, что в центре внимания здесь находятся процессы, замк​нутые рамками национального государства и протекающие на об​щегосударственном уровне. Можно говорить, например, об «аме​риканской политике», «британской политике» и т. д. Вполне возможно, что в ближайшем будущем ядро политологических кур​сов в российском вузе будет составлять ныне, увы, еще не существу​ющая «российская политика». Сохранило относительную обособ​ленность и статус субдисциплины нормативное теоретизирование по поводу политики - политическая теория. Постепенно сформи​ровались специфические исследовательские методы, определяющие лицо современного анализа международных отношений. Как отдельные субдисциплины конституировались «общественная адми​нистрация» (РиЬНс Асишш8{га1юп) и теория и практика местного управления(8Ше апс1 Ьоса! Ооуегптепг). Частью политической на​уки считается в США и государственное право. В этой совокупнос​ти исследовательских направлений предстояло обрести свое место седьмому (и далеко не последнему по времени возникновения) - сравнительной политологии. Возникновение сравнительной политологии связано с рядом обстоятельств, еще раз напоминающих нам, что наука - а в особенности политическая наука - развивается отнюдь не в изоляции от проблем «большого мира». Прежде всего, на протяже​нии 30-40-х гг. качественно изменилась роль Соединенных Штатов в мировом сообществе. В течение долгого времени проводившая изо​ляционистскую внешнюю политику и уступавшая роль великих дер​жав Великобритании, Франции и Германии, североамериканская рее- 18 Происхождение и развитие сравнительной политологии публика неожиданно для многих ее граждан оказалась «лидером сво​бодного мира», одной из двух сверхдержав. А это заставляло с го​раздо большим, чем прежде, вниманием относиться к происходяще​му за океаном. Таким образом, первым стимулом к возникновению сравнительной политологии послужила потребность в расширении, так сказать, географического кругозора политической науки. Но этим дело не ограничилось. Мы видели, что политологи 20-х гг. могли позволить себе несколько наивный взгляд на существовав​шие в мире диктатуры как на нечто временное, случайное и не зас​луживающее научного интереса. Однако к началу 40-х гг. исключе​нием казалась скорее демократия: в Германии у власти стоял Гитлер, в Италии - Муссолини; «коричневая чума» расползлась по всей Европе. А стало быть, возникла потребность в концептуальных сред​ствах, которые позволяли бы включить в поле анализа и автори​тарные режимы. Не исчезла эта потребность и после второй мировой войны. Во-первых, основным противником США на международ​ной арене оставалась авторитарная сверхдержава - СССР; комму​нистические режимы установились в Китае, в ряде других стран Азии, Восточной и Центральной Европы. Во-вторых, после 1945 г. на мировой арене начали появляться все новые и новые независи​мые государства - бывшие колонии. Далеко не все из них избрали демократическую форму правления. Но даже там, где предприни​мались попытки такого рода, демократические институты, вопреки конституциям и законам, с очевидностью играли совсем другие роли, чем в США и Западной Европе. И это тоже требовало расширения концептуальных рамок политической науки. К числу причин вненаучного характера, вызвавших к жизни срав​нительную политологию, относится и массовая эмиграция ученых из Западной Европы в США. Гонимые со старого континента поли​тическими преследованиями, войной и экономическими неурядица​ми, эти люди привезли в Америку европейскую теоретическую и методологическую культуру. Достаточно назвать лишь несколько имен, каждое из которых - веха в истории политической науки: Карл Дойч, Отто Киркхаймер, Пол Лазарсфелд, Карл Левенстайн, Ганс Моргентау, Франц Нойманн, Йозеф Шумпетер. Конечно, в большинстве своем они не имеют отношения к движению за сравни​тельную политологию. Однако само их присутствие на кафедрах политических наук американских университетов создавало там со- Возникновение сравнительной политологии 19 вершенно новую интеллектуальную среду, несовместимую с нацио​нальной замкнутостью предшествовавших десятилетий, и способ​ствовало активизации теоретического поиска. Центром движения за сравнительную политологию стал Эван-стонский семинар в Северо-западном университете (США), предсе​дателем и идейным лидером которого был Рой Макридис. В своем заявлении, опубликованном в 1953 г. в «Американском обозрении политической науки» (Атепсап Ро1Шса1 8аепсе КеУ1е\у), члены се​минара обвинили современную политологию в провинциализме, отрыве от реального политического процесса, а также в преимуще​ственно дескриптивном (описательном) характере и впервые сфор​мулировали специфическое для движения представление о том, как можно покончить с этими недостатками: путем развития научно-сравнительного метода. Разумеется, идея о том, что сравнение при​звано играть важную роль в политических исследованиях, была не слишком революционной. Выше я отмечал, что даже в традицион​ном институциональном анализе были сравнительные (компаратив​ные) элементы. Новаторский характер движения за сравнительную политологию выразился в том, что теперь объектами сравнения дол​жны были стать не институты, а поддающиеся изучению с помощью бихевиористских методов политические явления. Ясно, что необхо​димой предпосылкой к реализации такого подхода была разработ​ка оснований, по которым в принципиально различных политичес​ких системах выделялись бы сопоставимые элементы. Эта задача и была решена в результате восприятия политической наукой дости​жений структурного функционализма. Как и бихевиоризм, структурный функционализм пришел в по​литическую науку извне - из социологии, в рамках которой он про​делал достаточно длительный и сложный путь развития. В рамках настоящего учебника нет ни необходимости, ни возможности рассмат​ривать процесс перехода от просто функционализма к его структур​ной версии - достаточно указать имена людей, осуществивших это теоретическое движение: Альфред Радклифф-Браун, Роберт Мертон и в особенности Толкотт Парсонс. Структурному функционализму в социологии было свойственно понимание общества как бесконечно​го множества и переплетения взаимодействий людей. В этой соци​альной системе можно, однако, обнаружить относительно устойчи​вые элементы. Они и образуют структуру. Единицы структуры не 20 Происхождение и развитие сравнительной политологии связаны однозначно с конкретными индивидами, но являются пози​циями индивидов в системе. Функции, наконец, есть то, что исполня​ется структурными элементами. Итак, структурно-функциональный анализ - это выявление структуры общества (или любой его сферы) и последующее изучение функций, выполняемых ее элементами. Не​трудно понять, что «подстановка» политики на место «любой сфе​ры» выглядела вполне оправданной. Благодаря такой «подстанов​ке» решалась та самая задача, с которой в принципе не мог справиться бихевиоризм, - видение политики как целостности, как системы на​конец-то оказывалось выработанным. Но существует ли набор фун​кций, которыми должна располагать любая политическая система, стремящаяся как к выживанию, так и к эффективности? Считающееся сегодня классическим - как по обезоруживающей простоте, так и по долговременности влияния на развитие полити​ческой науки - решение было предложено в статье Дэвида Истона «Подход к анализу политических систем» (1957). Истон определил политическую систему как «взаимодействия, посредством которых в обществе авторитетно распределяются ценности». Выдвигая в ка​честве первоочередной задачи анализ условий, необходимых для выживания политической системы, он полагал, что следует рассмат​ривать четыре основные категории: собственно политическую сис​тему, окружающую ее среду, реакцию и обратную связь. Будучи «открытой», политическая система испытывает на себе вли​яние окружающей среды, которое может быть разрушительным, если сама система не приняла мер по предотвращению такого исхода. Меры же эти состоят в адекватных реакциях, позволяющих системе приспо​собиться к внешним условиям. Этот процесс Истон описал в киберне​тических терминах: вход-выход-обратная связь. Итогом процесса и является сохранение системы через изменение (схема 1). Вход Выход Требования Поддержка Политическая система Властные решения > ^ Обратная связь Схема 1. Модель политической системы по Д. Истону Возникновение сравнительной политологии 21 Как видим, Ащ-усовершается в виде требований или поддержки. Под требованиями подразумевается обращенное к органам власти мнение по поводу желательного или нежелательного распределения ценностей в обществе. Поддержка обеспечивает относительную ста​бильность органов власти и дает им возможность преобразовывать требования среды в соответствующие решения. Отсюда политичес​кий процесс - это процесс перевода релевантной информации с входа на выход. «Привратники» - политические партии и заинте​ресованные группы - осуществляют на входе функцию отбора, так что далеко не все требования достигают политической системы. Наконец, властные решения, воздействуя на окружающую среду, вызывают к жизни новые требования. Это и есть обратная связь. Какой смысл представлять политику в столь абстрактном и схе​матичном виде? Предложенная Истоном модель по меньшей мере дает нам своего рода рамки для организации мышления. Кроме того, нетрудно заметить, что Истон и другие представители структурно​го функционализма широко открыли двери политической науки для естественно-научной терминологии, в особенности для богатого и зрелого языка системного анализа. Хотя процесс усвоения терми​нологии протекал не без издержек, в целом он оказался плодотвор​ным. Наконец, весьма важным был сам поворот к изучению нефор​мальных механизмов функционирования государства, принятия политических решений. С 1957 г. структурный функционализм дос​таточно далеко продвинулся в изучении политических систем. Сре​ди политологов бытует шутка: лучший способ воздать должное Истону - это признать, что его модель стала излишней. В качестве более современного можно рассматривать «список» функций, вы​деляемых внутри политической системы Гэбриэлом Алмондом и Джорджем Бингхамом Пауэллом Мл. (1978): политическое рекру​тирование, политическая социализация, политическая коммуника​ция, выражение интересов, сплачивание по интересам, «делание» политики, исполнение решений. Структурный функционализм позволил включить в поле срав​нительного анализа большую группу стран Азии, Африки и Латин​ской Америки - «третий мир», ранее не избалованный вниманием политологов. В конце 50-х гг. группа членов Эванстонского семи​нара, а также других ученых объединились в Комитет по сравни​тельной политологии Американского исследовательского совета 22 Происхождение и развитие сравнительной политологии социальных наук. Председатель комитета Г. Алмонд открыто рато​вал за перестройку политологии на структурно-функционалистских основаниях, а главную задачу компаративистов усматривал в изу​чении «третьего мира». В связи со смещением фокуса исследователь​ской активности в ряд ведущих аналитических средств сравнитель​ной политологии выдвинулись теории модернизации. У теорий модернизации нет общепризнанных создателей. К чис​лу социологов, еще в XIX в. отмечавших существенное различие между «традиционным» и «современным» обществами (хотя и использовавших иные терминологические рамки), относят Карла Маркса и Эмиля Дюркгейма. Однако в сравнительную политологию эта идея пришла главным образом благодаря восприятию теорети​ческих построений выдающегося немецкого ученого Макса Вебера, введенных в контекст структурно-функционального анализа Т. Пар-сонсом. В традиционном обществе индивид несамостоятелен - он принадлежит к более обширной группе того или иного уровня (роду, семье, племени, касте, сословию, вероисповеданию). Принадлеж​ность к коллективу обеспечивает возможность выживания индивида, но на условиях полного подчинения группе в поведении, образе жизни и даже мышлении. И это не единственная издержка традици​онной солидарности. Ее оборотной стороной является обособление членов данной группы от окружающих коллективов, которые вос​принимаются как «чужаки». С этой точки зрения, традиционное общество, по меткому выражению Сунь Ятсена, напоминает кучу песка. Современное общество, напротив, базируется на индивидуаль​ной свободе. В нем осуществляется переход от однозначной группо​вой принадлежности индивида к многообразным ролевым отноше​ниям между людьми, от «приписанного» социального положения к достигаемому благодаря индивидуальному выбору и усилиям. Если традиционное общество характеризуется аграрной экономикой, строящейся на отношениях личной зависимости, то наступление «со​временности» влечет за собой развитие машинного производства, фабричной дисциплины труда и рыночных отношений. Собственно говоря, этот переход от «традиционности» к «современности» и на​зывают модернизацией (иногда в таком же значении используется термин «развитие»). Особенно важной для сравнительной полито​логии оказалась идея о том, что модернизация сопряжена с возник- Развитие и современное состояние... 23 новением «современных» политических институтов - рациональ​ной бюрократии, политического представительства, а в конечном счете - демократии. Синтез структурного функционализма с теориями модерниза​ции позволил осуществить настоящий прорыв в изучении «третьего мира». В «золотой фонд» сравнительной политологии вошли рабо​ты Люсьена Пая «Коммуникации и политическое развитие» (1963), Джозефа Лапаломбары «Бюрократия и политическое развитие» (1963), сборник под редакцией Л. Пая и С. Вербы «Политическая культура и политическое развитие» (1965), а также ряд других пуб​ликаций. Однако параллельно назревало недовольство значитель​ной массы исследователей методологическими средствами, господ​ствовавшими в рамках дисциплины. Во второй половине 60-х гг. в сравнительная политология сталкивается с серьезным кризисом. Развитие и современное состояние сравнительной политологии Вторая половина 60-х гг. - это, по общему признанию, не луч​ший период в развитии США и Западной Европы. «Лидер западно​го мира» глубоко увяз в бесперспективной вьетнамской войне, при​чем к антивоенному движению в США добавился политический протест чернокожих американцев, выступавших за свои гражданс​кие права. Западноевропейские страны в 1968 г. стали свидетелями массовых молодежных волнений, достигших пика во время «майс​кой революции» в Париже. В «третьем мире» все шире распростра​нялись революционные движения и все чаще приходили к власти политики, отвергавшие западную модель развития. Игнорировать эти тревожные симптомы не могли себе позволить ни политики, ни ученые. Сравнительная политология оказалась особенно чувстви​тельной к происшедшим в общественном сознании сдвигам. Под огонь критики попали ее теоретические основания: структурный функционализм и теории модернизации. Наиболее сильный тезис критиков структурного функционализ​ма состоял в том, что процессы изменения и развития сводятся либо к возвращению данной системы в прежнее состояние, либо к уста​новлению нового равновесия, а главное внимание сосредоточива​ется на проблеме стабильности, выживания системы. Рассматривая такой подход как проявление чисто идеологической, консерватив- 24 Происхождение и развитие сравнительной политологии ной ориентации, критики заявляли о неспособности структурного функционализма дать описание и анализ конфликта. Поскольку же конфликт составляет сердцевину политики, структурно-функциона-листские модели объявлялись совершенно неадекватными предме​ту исследования. Ясно, что такого рода критика исходила в основ​ном от молодых, радикально настроенных политологов, многие из которых испытали на себе влияние наблюдавшегося в конце 60-х гг. «марксистского ренессанса». Однако не оставались в стороне от это​го поветрия и представители старшего поколения, по мнению кото​рых претензии структурного функционализма на большую науч​ность по сравнению с институциональным подходом оказались несостоятельными, а главным результатом импорта терминологии из теоретического естествознания стало превращение языка поли​тологии в малопонятный даже для «посвященных» жаргон. Еще более суровой критике подвергались теории модернизации. В качестве главных недостатков этих теорий отмечали их евроцент-ризм (т. е. неявный подход к европейско-американской цивилиза​ции как к реализовавшей единственно правильный, самый прогрес​сивный вариант развития) и связанный с ним телеологизм - представление об общественном прогрессе как о движении к зара​нее заданной цели, каковой в данном случае и оказывалась амери​канизированная «современность». С критикой теорий модерниза​ции связано и возникновение альтернативной теории «зависимости» (йерепйепсу гЬеогу). С точки зрения этой теории, один из ведущих представителей которой - Фердинандо Энрике Кардозо (в даль​нейшем был избран президентом Бразилии - достаточно редкий случай, когда видный политолог становится и удачливым полити​ком), взаимодействие развитого «Севера» и развивающегося «Юга» вовсе не способствует крупномасштабной модернизации последнего. Проникая в «третий мир», транснациональные корпорации созда​ют там лишь отдельные модернизированные секторы экономики и социальные слои. В остальном общество остается традиционным. И хуже того, «модернизированный» сектор оказывается тем сред​ством, с помощью которого «Север» консервирует наиболее арха​ичные экономические уклады и сдерживает развитие страны в це​лом, облегчая тем самым условия ее эксплуатации. В политическом плане, охарактеризованная таким образом «зависимость» имеет сво​им следствием не демократизацию, а установление крайне реакци- Развитие и современное состояние... 25 онных политических режимов. Данный вывод вполне согласовы​вался с латиноамериканской политической практикой 60-70-х гг. В дальнейшем, впрочем, выяснилось, что многие выводы теории «за​висимости» были преувеличенными. По прошествии более чем тридцати лет можно констатировать, что далеко не все в этой критике оказалось справедливым и выдер​жало испытание временем. Действительно, структурный функцио​нализм делает особый акцент на устойчивости политических сис​тем. Однако внимание к социальным изменениям ему вовсе не чуждо. Более того, как отмечает Гарри Экстейн, именно в рамках струк​турного функционализма становится возможным изучение «стреми​тельных, катастрофических переходов» от одного устойчивого со​циального состояния к другому. Невозможно отрицать, что теории модернизации понимали процесс развития стран «третьего мира» несколько однолинейно. Но упрека в этом не избежала и теория «за​висимости», которая столь же однозначно предписывала Латинс​кой Америке участь отсталой вотчины диктаторов-«горилл». Если же принять за критерий истины практику, то надо заметить, что в большинстве латиноамериканских стран в 80-х гг. имел место пере​ход от авторитаризма к демократии - в полном соответствии с про​гнозами теорий модернизации. Однако в конце 60-х гг. критика господствовавших ранее теоре​тических оснований ввергла сравнительную политологию в состоя​ние глубокого кризиса, который продлился около полутора десят​ков лет. В течение всего этого периода чуть ли не ежегодно публиковались работы, авторы которых претендовали на создание новой «большой теории», способной устранить все трудности. Рас​сматривать эти теории в деталях нет ни необходимости, ни возмож​ности. Наиболее серьезными, по мнению Говарда Виарды, среди них были: подход «государство - общество» (зШе - зоае^у арргосЬ), «корпоративистский подход», «новая политическая экономия», по​литико-культурный подход. Следует подчеркнуть, что каждая из этих теоретических моделей, организуя вокруг себя тот или иной объем эмпирических исследований, принесла определенные научные результаты, а некоторые из них процветают и по сей день. В этом отношении период кризиса вовсе не был бесплодным. Не прошли бесследно и теоретические дебаты конца 60-70-х гг. В частности, критика структурного функционализма заставила многих компара- 26 Происхождение и развитие сравнительной политологии тивистов сосредоточиться на разработке теоретических оснований, методологии и на технических аспектах применения самого сравни​тельного метода, чему на этапе «движения за сравнительную поли​тологию» - как это ни парадоксально - уделялось весьма мало внимания. Кризис теорий модернизации привел к тому, что дисцип​лина «переоткрыла» для себя Западную Европу. И наконец, именно в 70-х гг. на первый план выдвинулись две взаимосвязанные теории, являющиеся ныне бесспорными лидерами (хотя и не монополистами) в области методологии сравнительных политических исследований: теория рационального выбора и неоинституционализм. Как и «большие теории» предыдущего поколения, теория рацио​нального выбора (модификации которой могут называться по-раз​ному: теория общественного выбора, модели рационального актора, экономический подход к политике) пришла в политологию извне - из экономической науки и социологии, где она зародилась в начале 50-х гг. В 1957 г. вышла в свет считающаяся ныне классической ра​бота Энтони Даунса «Экономическая теория демократии», положив​шая начало экспансии теории рационального выбора в область по​литических наук. Однако в течение довольно длительного времени она оставалась достоянием политической теории, американской национальной политики и теории международных отношений. Путь теории рационального выбора в компаративистику был тернистым. И это не удивительно: слишком уж глубоки были различия между нею и господствовавшими в сравнительной политологии представ​лениями. Структурный функционализм претендовал на наличие це​лостного, теоретически последовательного видения политической системы. Система довлела над собственными элементами, а посколь​ку за ними признавалась способность к автономным действиям - она эти действия и определяла. Поэтому главная задача исследова​теля - понять логику развития целого. Конечно, эта задача сложна. Но если она выполнена, то логика действий отдельных элементов системы становится самоочевидной. Напротив, теория рационального выбора в принципе не содер​жит в себе никакого сложного и развернутого видения социаль​ной системы. В своих базовых посылках это очень простая теория. Все внимание она фокусирует на отдельном участнике социальной деятельности, который так и называется - ас1ог (деятель). В оте​чественной терминологической традиции этому термину больше Развитие и современное состояние... 27 всего (хотя и не полностью) соответствует понятие «субъект»; сло​во-калька «актор», с ударением на первый слог, тоже прижилось в русскоязычной литературе, хотя оно и звучит довольно нелепо. Некоторые ученые предлагают еще говорить «актер», но театраль​ные ассоциации здесь не вполне уместны. Как бы то ни было, ак​тором, или субъектом, может быть как индивид, так и группа. Его действиям приписываются две основные характеристики: они эго​истичны и рациональны. Первое означает, что любым своим дей​ствием субъект стремится увеличить (максимизировать) собствен​ную выгоду, второе - что при этом он заботится об уменьшении (минимизации) усилий, затрачиваемых на достижение цели. Субъекты отнюдь не всезнающи: на самом деле в некоторых слу​чаях затраты усилий на получение информации о самом коротком пути к результату перекрывают ценность самого результата. Не располагая всей полнотой информации, они, конечно, способны ошибаться. Таким образом, вслед за крупнейшими современными представителями теории рационального выбора Уильямом Райке-ром и Питером Ордешуком мы можем сформулировать ее основ​ной постулат следующим образом: субъект использует наиболее полную информацию, доступную в данный момент ценой прием​лемых затрат, чтобы достичь собственных целей - каковы бы они ни были - ценой наименьших затрат (как видим, эту теорию вов​се не зря называют «экономическим подходом»). Представленные в таком виде, «основоположения» теории раци​онального выбора выглядят вполне тривиальными. В европейской (континентальной) социологии существует целый класс теорий - от некоторых версий марксизма до фрейдизма, которые не признают человеческое поведение ни эгоистичным, ни рациональным. Однако не умудренный в теоретических хитросплетениях человек склонен смотреть на собственные действия в полном согласии с теорией раци​онального выбора. Так есть ли смысл приписывать какую-то теоре​тическую ценность констатациям очевидных, с точки зрения здраво​го смысла, фактов? Дело в том, что эти констатации - лишь первый шаг теории рационального выбора. Бесспорно, она была бы триви​альной, находись в ее фокусе активность отдельного субъекта. Но в действительности ее интересует взаимодействие, которое, собствен​но, и рассматривается как единственная заслуживающая анализа ре​альность. Взаимодействуя между собой, субъекты - даже если они 28 Происхождение и развитие сравнительной политологии действуют абсолютно рационально и эгоистично - могут оказаться в проигрыше или в выигрыше в зависимости от избранной ими стра​тегии. Одним из достижений теории рационального выбора считает​ся то, что она сводит все многообразие человеческой деятельности к нескольким упрощенным моделям - играм - ив каждой из них оп​ределяет оптимальные для отдельных субъектов стратегии. Получае​мые при этом результаты, во-первых, нетривиальны, а во-вторых, широко используются для объяснения социальных (в том числе по​литических) явлений и их прогнозирования. Здесь мы приближаемся к порогу, за которым теория рациональ​ного выбора перестает быть простой и оказывается весьма изощ​ренной, обросшей доступным только ее приверженцам жаргоном и отнюдь не общедоступным математическим и формально-логичес​ким инструментарием. Едва ли обзорный текст по сравнительной политологии - удачная стартовая точка для того, чтобы этот по​рог переступить. Но и оставить читателя в полном неведении отно​сительно того, как «работает» теория рационального выбора, было бы несправедливо. «Экономичное» решение этой проблемы состо​ит, видимо, в том, чтобы ограничиться одним примером, не самым сложным, хотя, может быть, и не самым показательным. С точки зрения теории рационального выбора, игры делятся на две категории. Одна из них не представляет теоретического интереса. Это «игры с нулевой суммой» (7его-8ит-§атез), где победа одного из участников совершенно однозначно оборачивается поражением другого. Ни о какой стратегии здесь речи быть не может: макси​мального результата достигает тот, кто сильнее. Примерами могут служить футбольный матч и драка бандитов из-за награбленного. Гораздо интереснее «игры с ненулевой суммой» (поп-7его-зит-§атез). Таких игр теория рационального выбора выделяет несколько. Стоит повторить, что каждая из них - упрощенная мо​дель, сквозь призму которой можно рассматривать внешне очень непохожие общественные и политические коллизии. Из дидактичес​ких целей каждой игре соответствует какая-нибудь простенькая ис​тория, почти анекдот, и вытекающее из этой истории название. Есть, например, игры «цыпленок» и «семейная ссора». Здесь мы рассмот​рим лишь одну из них - знаменитую «дилемму узника» (рпзопег"з сШетта). Считается, что именно эта модель взаимодействия чаще всего встречается при анализе политической жизни. Развитие и современное состояние... 29 Два человека, вступив в преступный сговор, совершили ограб​ление. Их арестовали, посадили в отдельные камеры и ежедневно допрашивают. Какое бы то ни было общение между ними невоз​можно, но оба знают, что сильных улик против них нет. Главная надежда следствия - добровольное признание. Если эта надежда не оправдается, то каждый из узников будет осужден всего на три года тюрьмы. Такая ситуация на языке теории рационального вы​бора называется точкой положительного эквилибриума. Если со​знается лишь один из них, то в награду за сотрудничество он полу​чит еще более мягкое наказание - лишь один год, но зато второй будет вынужден провести в заключении 25 лет. Наконец, если на добровольное признание пойдут оба, каждого ждет десятилетнее заключение. Это - точка отрицательного эквилибриума (схема 2). Первый узник Признание Непризнание 8 И X ев X со X Рч 10 лет тюрьмы отрицательный эквилибриум 10 лет тюрьмы 1 год тюрьмы 25 лет тюрьмы §. е се х 25 лет тюрьмы год тюрьмы 3 года тюрьмы положительный эквилибриум 3 года тюрьмы Схема 1. «Дилемма узника» Теперь проследим за рассуждениями нашего эгоистичного, рацио​нального узника. Если его подельник сознается, то он получит 25 лет за упрямство или 10 за сговорчивость. Значит, лучше сознаться. Если же подельник будет молчать, то признание опять-таки обеспечивает лучший результат - один год тюрьмы вместо трех. Точно так же, конечно, рассуждает и второй узник. В итоге оба сознаются и полу​чают по своей «десятке». А ведь если бы каждый из них молчал, то 30 Происхождение и развитие сравнительной политологии индивидуальные результаты были бы гораздо лучше. Могут возра​зить, что случаи, когда общение между участниками взаимодействия полностью блокировано, почти не встречаются в реальности. Что ж, представим, что в перерыве между допросами одному из узников уда​лось передать в камеру другого записку с предложением не сознаваться и обещанием, что уж сам-то он будет стоять до конца. Изменило бы это ситуацию? Нет, потому что и тогда каждый из узников имел бы сильный стимул обмануть другого и сознаться. Мы должны помнить, что основанное на слепом доверии партнеру поведение не является ни эгоистичным, ни даже рациональным. «Дилемма узника» заслужила особую популярность среди полито​логов, занимающихся международными отношениями. И действитель​но, эта игра позволяет легко смоделировать любой из крупнейших кон​фликтов 70-80-х гг., когда на мировой арене почти безраздельно доминировали две сверхдержавы. Возьмем проблему контроля за воо​ружениями. И СССР и США предпочитали результат, при котором противник разоружался, но собственный ядерный арсенал был бы со​хранен «на всякий случай». Одностороннее разоружение было, есте​ственно, наихудшей из возможных перспектив. В результате обе сто​роны продолжали гонку вооружений. Умозрительно все понимали, что частичное разоружение сверхдержав пошло бы на пользу и СССР и США (положительная точка эквилибриума). Беда в том, что как и в случае с несчастными узниками, совместно предпочтительная страте​гия противоречила индивидуально предпочтительной. В сравнительной политологии подобное моделирование приме​няется редко. Это и понятно: компаративистам, как правило, при​ходится иметь дело с более сложными взаимодействиями, вовлека​ющими многих субъектов и предполагающими широкий набор потенциальных стратегий у каждого из них. Интеграция теории ра​ционального выбора в сравнительную политологию стала возмож​ной благодаря тому, что эта теория содержит не только описание «дилеммы узника», но и предлагает путь к выходу из порождаемого ею тупика. Вернемся к нашим заключенным. Предположим, что каж​дый из них, взвешивая целесообразность признания, принимает во внимание одно печальное обстоятельство: если он выйдет из тюрьмы раньше своего подельника, то будет немедленно убит его друзьями, не без оснований подозревающими досрочно освобожденного в пре​дательстве. Это коренным образом меняет ситуацию в пользу точки Развитие и современное состояние... 31 положительного эквилибриума. Действительно, лучше отсидеть три года и остаться в живых, чем погибнуть через год или отсидеть де​сять лет. Урок из этой в целом не очень благоприятной для характе​ристики человеческой природы истории таков: чтобы заставить субъектов избирать совместно предпочтительные стратегии, нужно внести небольшое изменение в правила игры, суть которого - не​избежное и вполне определенное наказание за выбор индивидуально предпочтительной стратегии. Что же мы должны иметь в виду, говоря о правилах игры в по​литике? Ответ очевиден: эти правила - во всяком случае, в услови​ях демократии - определяются конституцией и неформальными нормами политического поведения и находят свое воплощение в институтах. Вот почему подход, применяющий достижения теории рационального выбора к проблематике сравнительной политоло​гии, именуется неоинституционализмом. Между ним и «старым» (формально-юридическим) институционализмом, господствовав​шим в политологии в 30-х гг., существует коренное различие. В про​шлом внимание ученых привлекали в основном правовые аспекты государственного устройства. Надо сказать, что общее оживление интереса к политическим институтам имело место сразу после окон​чания «постбихевиористской революции», когда значительно рас​ширились исследования реального функционирования конституций, парламентов, бюрократии и т. д., а правовые аспекты ушли на зад​ний план. Но, как и «старые институционалисты», ученые нового поколения не могли ответить на главный вопрос - какие институ​ты действительно важны и каково их воздействие на политическое поведение? Теория рационального выбора сыграла решающую роль в формировании неоинституционализма именно потому, что он рас​сматривает парламенты, правительства, партийные системы как те «связывающие ограничения», в пределах которых протекает актив​ное взаимодействие политических субъектов. Главными задачами при этом оказываются определение точек положительного и отри​цательного эквилибриума в рамках каждого из институтов, соот​ветствующее объяснение и прогнозирование поведения субъектов, а также выявление условий, при которых они избирали бы совмест​но предпочтительные стратегии. При решении своих задач неоин-ституционалисты широко используют пространственное и матема​тическое моделирование политического процесса. 32 Происхождение и развитие сравнительной политологии Не менее существенны и отличия неоинституционализма от бихевиоризма. Все приверженцы нового направления - от полити​ческих теоретиков до эмпириков, осваивающих огромные массивы статистических данных, - сходятся по поводу двух базовых предпосылок. Во-первых, в отличие от бихевиоризма неоинс-титуционализму чуждо представление о том, что добросовестный и вооруженный научными методами наблюдатель имеет все необхо​димое и достаточное, чтобы судить об истинных мотивах челове​ческого поведения. С точки зрения неоинституционалиста, люди ведут себя так или иначе не потому, что им так хочется, а потому, что довлеющая над ними система институциональных ограничений диктует тот или иной образ действий. Один и тот же индивид может действовать совершенно по-разному, будучи поставлен в разные институциональные условия. Поэтому политические интересы, ко​торые в рамках бихевиоризма принимались за наблюдаемую дан​ность, в рамках неоинституционализма подлежат реконструкции. Для наглядности огрубляя ситуацию, можно сказать, что для бихе-виориста суждение «я не люблю киви» (и соответствующее ему по​ведение) выражает вкусовые пристрастия индивида, а для неоинсти​туционалиста это чаще всего означает, что киви данному индивиду не по карману, или экзотический плод отсутствует в продаже, или что-то еще. Задача неоинституционального анализа - выяснить, что именно. Во-вторых, бихевиористы были склонны рассматривать ин​тересы групп как суммы интересов входящих в эти группы индиви​дов. Группа рабочих ведет себя так, а не иначе, ибо все ее члены - рабочие. Для неоинституционалистов, напротив, коллективные ин​тересы формируются в процессе трансформации (порой до неузна​ваемости) индивидуальных, а логику этого процесса задают опять-таки институты. Новый теоретический инструментарий открывает широкие пер​спективы для сравнительных исследований. Возьмем традиционную для компаративистики проблему взаимоотношений между испол​нительной и представительной властями. Уже в рамках формально-юридического институционализма были описаны несколько вари​антов таких взаимоотношений. Неоинституционализм, сводя эти варианты к поддающимся теоретическому моделированию процес​сам, позволяет перейти от их описания к объяснению. Например, показано, что хроническая нестабильность систем с двойной ответ- Развитие и современное состояние... 33 ственностью правительства (перед президентом и парламентом) объясняется отсутствием в таких системах эффективных санкций против выбора индивидуально предпочтительного поведения. Зна​чение такого рода исследований особенно возросло в 80-х гг., когда целый ряд стран оказался перед проблемой выбора оптимального демократического устройства. Не случайно исследовательское на​правление, занимающееся сравнительным анализом процессов де​мократизации (так называемая транзитология - наука о переходах к демократии, о которой речь пойдет в гл. 3), широко использует средства теории рационального выбора. В настоящее время теория рационального выбора и неоин-ституционализм во многом определяют облик политической науки. А претензия на лидерство всегда оборачивается ожесточенной кри​тикой со стороны конкурентов. Многие ученые подвергают сомне​нию и мировоззренческие основания «рационалистики», и ее позна​вательную ценность. Затрону лишь один - и далеко не самый сильный - аспект этой критики, имеющий непосредственное отно​шение к сравнительным политическим исследованиям. Предполо​жим, перед нами стоит задача объяснить поведение политических партий определенной идеологической ориентации в ходе избиратель​ных кампаний. В нашем распоряжении есть данные по нескольким десяткам стран. С точки зрения теории рационального выбора, пер​вый шаг в таком исследовании - определение цели, которую пре​следуют все эти партии. Только после этого можно будет сопостав​лять стратегии, говорить о точках эквилибриума, развертывать математический аппарат и т. д. Проблема, однако, состоит в том, что приписывая всем без исключения одну и ту же цель - скажем, увеличение количества поданных за партию голосов, - мы уже до​пускаем сильное искажение познавательной перспективы. Как по​казали крупнейшие специалисты по партийной политике Роберт Хармель и Кеннет Джанда, существуют также партии, стремящиеся войти в правительство (а они могут сознательно уступать часть своих избирателей потенциальному партнеру по коалиции), привлечь вни​мание публики к той или иной проблеме, укрепить свою организа​цию или расширить внутрипартийную демократию. Больше того, отдельные партии могут комбинировать эти цели и менять их в ходе одной кампании. Невнимание к этому, утверждают критики, резко снижает ценность результатов исследования. 34 Происхождение и развитие сравнительной политологии Исследовательская практика покажет, насколько состоятельны претензии теории рационального выбора и неоинституционализма на методологическое лидерство в политической науке. Следует при​знать, что старт был достаточно впечатляющим, а некоторые из полученных результатов уже не вычеркнуть из истории дисципли​ны. Очевидно, во многом успех «рационалистики» объясняется тем, что ей удалось воплотить в жизнь давнюю мечту политологов о боль​шей «научности», которая часто ассоциируется с применением ко​личественного анализа и формального моделирования. Несмотря на относительную молодость, сравнительная политоло​гия прошла достаточно сложный путь развития. Его логика видится в постепенном переходе от изучения формальных институтов правления к анализу реального политического процесса. Но мы видели, что по​литическая наука все-таки не может обойтись без анализа институтов власти. Вот почему институциональный подход, критикой которого началась история сравнительной политологии, ныне - пусть в каче​ственно измененном виде и с приставкой «нео» в названии - вновь доминирует. С этой точки зрения, сравнительная политология прошла цикл развития. Можно надеяться, что этот цикл не станет последним. К тому же лидерство неоинституционализма вовсе не безраздельно. Сегодня мало кто рискнет утверждать, что какой-то подход является единственно верным и применимым к такому сложному объекту, как политика. Поэтому другим важным итогом сорокалетней истории дис​циплины можно считать утверждение в ней методологического плю​рализма, многообразия теоретических моделей. Многие из них оста​лись зарамками настоящей главы только из-за необходимости жесткого отбора материала. Свою задачу я видел в том, чтобы выделить то глав​ное в истории сравнительной политологии, что особенно отчетливо сказывается на ее современном облике. Глава II ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА СРАВНИТЕЛЬНЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ В предыдущей главе ужи были вкратце охарактеризованы ос​новные теоретические подходы, сменявшие друг друга (а чаще - сосуществовавшие) в истории сравнительной политологии. При этом внимание в основном акцентировалось на различиях между отдель​ными исследовательскими установками. Однако нужно еще раз подчеркнуть, что сравнительная политология представляет собой единое научное целое, а значит, существуют и более или менее об​щепринятые понятия и теоретически модели. Им и будет посвящена настоящая глава. Сначала мы рассмотрим ряд понятий, общих для всех субдисциплин современного политического анализа, - таких как власть, политика, государство. Базовые понятия политического анализа Начнем с группы понятий, которые не являются специфически​ми для сравнительных политических исследований. Будучи фунда​ментальными, эти понятия разрабатываются в предметных рамках политической теории и «импортируются» другими субдисциплина​ми, составляя то общее, что позволяет нам говорить об относитель​ном концептуальном единстве современной политической науки. Следует сразу оговориться, что представить эти понятия во всей полноте - значило бы написать учебник по политической теории, оставив сравнительную политологию «на потом». Поэтому здесь дается лишь краткий и по необходимости фрагментарный очерк, информирующий читателя о наиболее широко представленных в литературе позициях. Объектом сравнения в политических исследованиях всегда (хотя в некоторых случаях - лишь в конечном счете) служит распределе​ние власти в различных обществах. И действительно, власть - это 36 Теоретические средства сравнительных политических исследований главное в политике. Но что же такое власть? Даже в повседневном обиходе это слово употребляется во многих различных значениях. Судьба властна над человеком. Привычка властна над куриль​щиком. Отец властен над детьми, государство - над подданными. Разумеется, некоторые из этих значений мы должны сразу отбро​сить как не имеющие отношения к теме. Будем, однако, помнить, что в любой социальной науке понятия - во избежание недоразу​мений - должны быть соотнесены с обыденным словоупотребле​нием. Это и заставляет искать определение, которое в одно и то же время было бы строгим и «чувствительным» к здравому смыслу. В социальных науках эта работа продолжается уже давно, и ко​личество предложений перевалило за полсотни. Приведу несколько типичных примеров. Итак, власть - это особый тип поведения, ос​нованный на возможности изменения поведения других людей (Гер​берт Саймон); достижение определенных целей, получение намечен​ных результатов (Толкотт Парсонс); возможность использования известных средств, в частности насилия (Гарольд Лассуэлл и Абра​хам Каплан); особого рода отношение между управляющим и упра​вляемым (Морис Дюверже); возможность принятия решений, регу​лирующих распределение благ в конфликтных ситуациях (Гарольд Лассуэлл). Едва ли стоит из этого разнообразия дефиниций выбирать истинную. Нам нужно сделать выбор другого рода: принять опре​деление, считающееся наиболее влиятельным в современной полити​ческой науке. Таковое еще в 1957 г. было предложено Робертом Далем в статье, которая так и называлась - «Понятие власти». Даль интерпретировал власть в терминах причинности. Звучит это определение по-русски несколько непривычно: «А располагает властью над В тогда, когда А является причиной определенного поведения В при условии, что без воздействия со стороны А тот вел бы себя иначе». Дефиниция заслуживает внимания уже по той при​чине, что нередко используется политологами-прикладниками для анализа реальных ситуаций. Первое и самое главное, что заложено в определении Даля, - это понимание власти как отношения. Не имеет никакого смысла говорить о власти, не уточняя, по отношению к кому эта власть может быть применена. Более того, каждому типу взаимоотноше​ний свойственны особые, только ему присущие характеристики вла​сти. Власть может выступать как результат относительного равно- Базовые понятия политического анализа 37 весия самых разных ресурсов, находящихся в распоряжении властву​ющего и подвластного индивидов, - денег, времени, знаний, ору​жия, связей, социального статуса и т. д. Л властен над В именно в силу того, что он располагает большим объемом какого-то из этих ресурсов (или сразу нескольких), а иногда - если он превосходит В по способности эти ресурсы использовать. К тому же часто нахо​дится некий С, власть которого простирается и на Л, и на В. Разуме​ется, было бы грубым упрощением относить сказанное выше толь​ко к отдельным индивидам. Так следует подходить ко всем элементам политической системы. Например, бессмысленно говорить о власти американского президента вообще: по отношению к Конгрессу - это одна власть, по отношению к Верховному суду - другая, а по отношению к средствам массовой информации - третья. Вторая особенность определения Даля состоит в том, что оно не учитывает средства осуществления власти. А они очень разные: это и насилие (или угроза прибегнуть к нему), и подкуп, и манипуляции (в том числе сознанием), и убеждение, и переговоры - список мож​но было бы продолжать. В данном случае, однако, понятие «власть» используется как «зонтичное» - оно покрывает все средства, с по​мощью которых одни люди изменяют взгляды или поведение дру​гих. Некоторые авторы предлагают различать влияние и власть, подразумевая, что последняя носит более насильственный характер. Между прочим, к этому склонялся и сам Даль. Но поскольку мы признаем разнообразие средств осуществления власти, нет нужды входить в такого рода терминологические тонкости. К этому сто​ить добавить, что в действительности очень редко встречается власть, опирающаяся исключительно на насилие. Другой важный источник власти - авторитет, когда А подчиняется В в силу при​знания за В права отдавать распоряжения или, допустим, полагая, что это в его собственных интересах. В большинстве случаев власть представляет собой комбинацию насилия и авторитета, хотя соот​ношение ингредиентов этой смеси может сильно варьировать в раз​ных обществах. И последнее. Из определения Даля вытекает, что одного наме​рения А оказывать влияние на взгляды и поведение В явно недоста​точно. Должно также существовать обоснованное убеждение, что приказание будет выполнено, что оно встретит повиновение. Таким образом, далеко не каждый, кто притязает на власть, реально ее 38 Теоретические средства сравнительных политических исследований имеет - бывает, что власть превращается в фикцию в связи с массо​вым повсеместным невыполнением ее распоряжений. В то же время не так уже редки случаи, когда подчинение В предшествует явному волеизъявлению А, ибо подвластный индивид знает, какое его по​ведение устроило бы властвующего. Из приведенных примеров (фик​сирующих, конечно, лишь крайние, предельные ситуации) можно сделать вывод, что правильное понимание власти невозможно без учета позиции подвластного индивида. То же самое касается всех элементов политической системы. Предположим, что она носит ли​берально-демократический характер и, стало быть, избиратели рас​полагают властью над правительством. В явном виде эта власть применяется лишь раз в четыре или пять лет - в день всеобщих выборов. Однако задолго до следующей избирательной кампании правительство вынуждено избегать шагов, которые настроили бы избирателей против него. Когда имеешь дело с властью, нужно быть столь же внимательным к тому, чего не происходит, как и к тому, что происходит. С понятием «политика» тоже связано немало споров и разно​чтений. Часто оно понимается как борьба за власть и осуществле​ние власти. Принимая эту дефиницию как наиболее широко распро​страненную - ее можно встретить и у ортодоксальных марксистов, и у не менее ортодоксальных последователей Парсонса, - необхо​димо внести одно уточнение. Далевское понимание власти допуска​ет возможность интерпретировать политику как отношение между индивидами. Однако это было бы неверно. Политика представляет собой процесс, посредством которого группы принимают коллек​тивные решения. Размеры групп могут различаться - от семьи до всего международного сообщества. Это в данном случае неважно. Не имеет значения и способ принятия решений. Но то, что делает их политическими, - это коллективный характер, т. е. тот факт, что они затрагивают всех членов группы. Определяя сущность полити​ки, нередко также обращают внимание на то, что она имеет дело с распределением имеющихся в ограниченном числе ценностей. Не​обходимость борьбы за власть (авторитет) объясняется именно тем, что входящие в одну и ту же группу люди редко выказывают полное согласие по поводу проблем распределения. Коллективный характер политических решений не предполага​ет, что все члены группы в равной мере участвуют в их выработке. Базовые понятия политического анализа 39 Как писал в 1884 г. выдающийся итальянский социолог Гаэтано Моска, «в любое время и в любом месте все то, что в управлении является предписывающей частью, осуществлением власти и содер​жит в себе команду и ответственность, есть всегда компетенция осо​бого класса, элементы которого могут действительно варьировать самым различным образом в зависимости от специфики века и стра​ны; однако как бы этот класс ни складывался, формируется он все​гда как ничтожное меньшинство против подчиняемой им массы уп​равляемых». Сам Моска назвал этот класс политическим. Позднее его соотечественник Вильфредо Парето предложил другой термин, элита, в настоящее время широко применяющийся для отображе​ния круга лиц, непосредственно вовлеченных в процесс принятия решений. Парное понятие массы фиксирует то большинство членов группы, которое либо вовсе отстранено от принятия решений, либо способно оказывать на него лишь косвенное воздействие. Нетрудно заметить, что политический аспект легко приписать любой совместной деятельности, связанной с распределением име​ющихся в ограниченном числе ценностей. По мере усложнения со​циальных групп и организаций процессы принятия решений приоб​ретают упорядоченный характер, вырабатываются соответствующие регулярные процедуры. Иначе говоря, коллективное принятие ре​шений, отделяясь от повседневной активности людей, приобретает особые рамки. В масштабах отдельной страны (или, пользуясь бо​лее строгой терминологией, отдельного макросоциального организ​ма) такими рамками является государство. В чем состоит специфика государства по отношению ко всем ос​тальным организациям, упорядочивающим процессы принятия ре​шений? По мнению Р. Даля (в данном случае он выступает как про​должатель традиции, восходящей к Максу Веберу), государство - это единственный регулятор законного применения силы в пределах данной территории. Будучи достаточно ясной, эта дефиниция тем не менее нуждается в некоторых дополнительных уточнениях. Во-первых, данное определение не предполагает, что насилие осуществляется только государством. В любом обществе существу​ет больший или меньший объем негосударственного, но все же и не преследуемого по закону насилия, например во время спортивных состязаний (если не на футбольном поле, то, во всяком случае, на ринге) или в семье. 40 Теоретические средства сравнительных политических исследований Во-вторых, Даль не имеет в виду, что государство существует только благодаря силе. Вовсе нет. И даже наоборот: насилие - это, с точки зрения ученого, нестабильный источник власти; эффектив​но функционирует та и только та государственная власть, которой удается сформировать и поддерживать в народе убеждение, что су​ществующий порядок лучше всего подходит для данного общества. Такую власть М. Вебер определял как легитимную. После этих уточнений уместно повторить: государство лишь тогда является государством, когда оказывается оправданной его претензия быть единственным регулятором применения силы дру​гими социальными институтами и частными лицами. Поэтому в стране, охваченной гражданской войной, государства, по существу, нет. В то же время под определение Даля подпадают очень разные организации - от примитивной родоплеменной до современной либерально-демократической. Не все они в равной мере являются объектом внимания сравнительной политологии. Преимуществен​ный интерес для компаративиста представляют сходства и разли​чия, фиксируемые при наблюдении политической жизни нацио​нальных государств. Обстоятельный анализ этого понятия будет сделан позже. Кросснациональное сравнение Можно сказать, что сравнение стояло у колыбели социальных наук вообще и политической мысли в частности: им пользовался уже Аристотель, когда вместе со своими учениками предпринимал гигантское по масштабам - к сожалению, лишь в малой степени дошедшее до наших дней - исследование «конституций», полити​ческих устройств 158 древнегреческих государств-полисов. И по сей день нередко утверждают, что все социальные исследования - это «в той или иной форме сравнительные исследования» (Стэнли Ли-берсон). С такой точки зрения, сам термин «сравнительная полити​ческая наука» выглядит тавтологией. Но дело в том, что бессозна​тельное и не подчиняющееся общепринятым (конвенциональным) правилам применение сравнений еще не создает компаративистской исследовательской практики, точно так же как действия по принци​пу «проб и ошибок» при известном сходстве с научным эксперимен​том таковым все же не являются. Специфика сравнительных соци- Кросснациональное сравнение 41 альных наук состоит как раз в том, что сравнение здесь выступает как метод, позволяющий перейти от описаний (что? где? как?) к от​вету на более фундаментальные вопросы: к объяснению и выявле​нию причинных, каузальных, связей. Параллель между сравнением и экспериментом не случайна. В теоретическом естествознании наиболее ценными считаются результаты, полученные в контролируемых исследователем услови​ях лабораторного эксперимента. В изучении политики - как и во​обще в социальных науках - такие условия достигаются очень ред​ко. Дело даже не в известных этических сложностях, возникающих при любом социальном эксперименте, а прежде всего в том, что по​литический процесс имеет чрезвычайно многофакторный характер. Он настолько сложен, что одни факторы не могут быть искусствен​но изолированы от других. Итак, в чистом виде политический экс​перимент невозможен. Поэтому его роль берет на себя сравнение. Чтобы более наглядно представить эту «эксперимент-замещаю-щую» роль сравнения, можно довольно-таки грубо и схематически смоделировать один из способов его применения в политической науке. Допустим, мы исследовали и описали пять отдельных поли​тических систем - А, В, С, О, Е. Для системы А выделены характе​ристики - переменные - (1,2,3,4,5), для В - (1,3,4,5,7), для С - (1, 3, 4, 7, 8), для В - (2, 5, 7, 8, 9), для Е - (2, 5, 6, 8, 9). Предполо​жим также, что нас интересует, каковы причины, ведущие к появле​нию характеристики (1). Тогда эту переменную назовем зависимой, а предполагаемые нами (гипотетические) факторы, ведущие к ее появлению, - независимыми переменными. Бросив взгляд на пред​ставленные выше списки переменных, можно по меньшей мере сде​лать вывод о том, что при наличии характеристик (3) и (4) система обязательно располагает характеристикой (1). Более сильная фор​мулировка состоит в том, что между независимыми переменными (3) и (4) и зависимой переменной (1) установлена каузальная связь. Если же учесть, что в реальных исследованиях за каждой из пере​менных стоит большой массив фактических данных (и не в статике, а в динамике), то нетрудно понять, насколько сравнение расширяет возможности познания политических явлений. Во-первых, только сравнивая, можно получить зрелые обобщения по поводу полити​ки. Во-вторых, сравнение выступает также как познавательный ме​ханизм проверки. 42 Теоретические средства сравнительных политических исследований Применяемые в социальных науках способы сравнения весьма разнообразны. К числу основных относятся: сравнительно-сопос​тавительный метод, ориентированный на выявление природы раз​нородных объектов; историко-типологическое сравнение, объясня​ющее сходство не связанных по своему происхождению объектов одинаковыми условиями становления и развития; историко-генети-ческое сравнение, объясняющее сходство явлений как результат их родства по происхождению. Искусство компаративистики состоит в умелом использовании и комбинировании всех этих подходов, однако в сравнительной политологии применяется преимуществен​но первый из них. И это не случайно: именно сравнительно-сопос​тавительный метод позволяет теоретически последовательно осуще​ствить кросснациональное сравнение (сгоззпа^юпа! сотрапзоп - сравнение стран между собой), без которого политическая компа​ративистика немыслима. По какому критерию отличать сравнительное исследование от других видов политического анализа? В литературе представлены три основных варианта ответа на этот вопрос. Самая простая, и даже очевидная, версия состоит в том, что сравнительное исследование строится на привлечении сопоставимых данных, полученных по меньшей мере в двух различных странах (Майкл Армер). Такое оп​ределение, однако, отвергается большинством компаративистов как слишком узкое. Действительно, как быть с так называемым сравни​тельно-ориентированным изучением случаев (сотрага{1Уе!у опеп1ес1 сазе зШсНез), давно уже утвердившим себя в качестве одного из наи​более плодотворных жанров компаративистики? Ведь специфика таких исследований состоит как раз в том, что они включают дан​ные по одной стране в широкий сравнительный контекст, выявле​ние которого не рассматривается как самостоятельная исследова​тельская задача. Другая - более сложная и наукообразная - версия ответа была предложена известными методологами сравнительной политологии Адамом Пшеворски и Генри Тьюном. По их мнению, специфика кросснационального сравнения выражается в том, что эта исследо​вательская стратегия реализуется на двух основных уровнях. Один из них - макросоциальный. Это значит, что выделяемые на дан​ном уровне переменные характеризуют общества в целом. Второй уровень - внутрисистемный, на котором каждая из выделяемых Кросснациональное сравнение 43 переменных фиксирует какую-то частную характеристику общества. Цель сравнительного исследования, по Пшеворски и Тьюну, состо​ит в раскрытии связей между переменными второго уровня. Однако в качестве основного инструмента для достижения этой цели исполь​зуются макросоциальные переменные. Примером могла бы послу​жить опубликованная в 1963 г. работа Роберта Алфорда «Партия и общество», в которой зависимость между принадлежностью изби​рателей к социальному классу и выбором партии при голосовании в различных странах (переменные второго уровня) объясняется с помощью таких макросоциальных переменных, как показатели ин​дустриализации и урбанизации. Однако при ближайшем рассмот​рении такой подход к определению кросснационального сравнения оказывается даже более узким, чем предыдущий. Мало того, что он исключает сравнительно-ориентированное изучение случаев, вне поля зрения оказываются еще и исследования, направленные на выявление зависимости одних макросоциальных переменных от других, например политического режима от показателей экономи​ческого развития. Между тем такие исследования по праву входят в «золотой фонд» сравнительной политологии. Нетрудно заметить, что между рассмотренными выше подхода​ми к определению специфики кросснационального сравнения есть нечто общее. Как отмечает наиболее влиятельный современный ме​тодолог сравнительного анализа Чарльз Рэгин, это - «использова​ние макросоциальных единиц», каким бы способом оно ни осуще​ствлялось. Рэгин полагает, что именно признание аналитической ценности макросоциальных переменных и их применение к объяс​нению эмпирически наблюдаемых процессов представляют собой тот критерий, с помощью которого можно отличить компаративи​ста от некомпаративиста. Чтобы проиллюстрировать свою мысль, Рэгин приводит следующий пример. Предположим, некий исследо​ватель приходит к заключению, что в Великобритании сильна связь между классовой принадлежностью избирателя и выбором партии при голосовании, и объясняет это тем, что Великобритания - «ин​дустриальное общество». Данное суждение предполагает, что «об​щество» может существовать в пределах национального государства, что существует несколько различных «обществ», и что одни из них могут быть охарактеризованы как «индустриальные», в то время как другие - нет. Таковы, по Рэгину, признаки кросснационально- 44 Теоретические средства сравнительных политических исследований го анализа. Но если бы в качестве объяснения того же самого фено​мена был предложен марксистский тезис о том, что «производствен​ные отношения определяют политическое сознание», то исследова​тель смог бы избежать кросснационального сравнения. Достоинство предлагаемого Рэгином подхода состоите том, что, будучи достаточно широким, он в то же время позволяет отделить компаративистские исследования от не являющихся таковыми. Во-первых, как мы только что видели, возможны теоретические модели, не придающие кросснациональным различиям большого значения (хотя некоторые модификации того же марксизма отнюдь не исклю​чают сравнительного подхода). Во-вторых, если исследователь чужда​ется теории и полностью поглощен эмпирическим изучением отдель​ного случая, он вовсе не обязательно будет вводить полученные им результаты в сравнительный контекст. Скажем, суждение «уровень голосования за Демократическую партию США находится в зависи​мости от количества чернокожих избирателей» - не компаративист​ское. Конечно, объектом изучения в социальных науках всегда явля​ется общество. Однако лишь для компаративистов существование различных обществ (макросоциальных единиц) выступает как необ​ходимый элемент используемых ими объяснительных процедур. Методологи сравнительного анализа не очень любят обсуждать вопрос о том, почему макросоциальные единицы различаются по такому в общем-то случайному критерию, как наличие формальных признаков национальной государственности. И действительно, удов​летворительное теоретическое объяснение этому едва ли может быть найдено. С точки зрения нужд исследовательской практики, причи​ны лежат на поверхности. Мы живем в мире, разделенном государ​ственными границами; в мире, где наиболее важные политические процессы - такие как выборы или смена режима - протекают на общегосударственном уровне, а статистические агентства, даже если они действуют в международном масштабе (что случается далеко не всегда), публикуют данные по отдельным странам. Поэтому кросс-национальное сравнение - вполне естественный выбор для компа​ративиста. Однако необходимо видеть, что этот выбор чреват целым рядом серьезных методологических сложностей, заслуживающих отдельного анализа. Попутно будут рассмотрены исследовательс​кие стратегии, применяемые в компаративистике для устранения или хотя бы частичной нейтрализации этих сложностей. Кросснациональное сравнение 45 Проблема сравнимости Алисдэр Макинтайр открывает свою нашумевшую статью «Воз​можна ли сравнительная политология?», дающую в целом отрица​тельный ответ на вынесенный в заглавие вопрос, следующим поучи​тельным примером. Некий человек предпринял кросснациональное исследование ям. Он с самого начала отверг обыденное представле​ние о том, что происхождение разных видов ям объясняется по-раз​ному, ссылаясь на то, что тогда абстрактное понятие «яма» было бы излишним. Исследование дало интересные результаты: выясни​лось, что существует прямая корреляция между аггрегированной ямокопательной способностью общества и уровнем экономическо​го развития; что война ускоряет ямокопание (во Вьетнаме темпы роста количества ям заметно превышали среднестатистические), и многое другое. «Достижения этого человека не были замечены ни​кем, кроме меня, - пишет Макинтайр. - Но если бы он поставил свой талант на службу политологии и изучал не ямы, а модерниза​цию, урбанизацию или политическое насилие, то я не удивился бы, если б он достиг высокого положения в Американской ассоциации политических наук». Освобожденная от иронической оболочки, мысль Макинтайра оказывается не только простой, но и вполне традиционной для не​которых направлений методологии социального познания. Об​щества уникальны, каждое из них представляет собой неповтори​мый ансамбль культурных установок, политических практик и институтов. Поэтому любая попытка выделить в них сопоставимые элементы ведет к упрощению реальности, заметно обесценивающе​му выводы из кросснационального сравнения. Но даже если мы все же пошли на риск выделения таких элементов, то и тогда нет гаран​тии, что в разных обществах существуют одинаковые каузальные связи: сходные следствия могут вызываться совершенно различны​ми причинами. Стратегия, используемая компаративистами для устранения (или хотя бы частичной нейтрализации) этой проблемы, была опи​сана лидером «движения за сравнительную политологию» Роем Макридисом: «Сравнение включает в себя абстрагирование; кон​кретные ситуации и процессы как таковые не могут сравниваться друг с другом... Стало быть, сравнивать - значит выделять опре- 46 Теоретические средства сравнительных политических исследований деленные типы и концепты, и делается это за счет искажения уни​кального и конкретного». Объектами сравнения феномены стано​вятся в концептуально освоенном, преобразованном виде. Отсюда вытекает колоссальная важность теоретических моделей для срав​нительной политологии. Уже структурный функционализм претен​довал пароль средства, с помощью которого все многообразие на​блюдаемых в политической жизни явлений может быть сведено к ограниченному числу простых и сравнимых друг с другом анали​тических единиц. Как было показано в предыдущей главе, сегодня такую задачу ставят перед собой теория рационального выбора и неоинституционализм. Понятно, что чем более разнородны нахо​дящиеся в поле зрения исследователя феномены, тем большие уси​лия нужно затратить на их «теоретическую обработку» (француз​ские компаративисты Маттеи Доган и Доминик Пеласси называют ее концептуальной гомогенизацией). Потерь информации при этом не избежать. Считается, однако, что их компенсирует приобретае​мая взамен возможность сопоставлять то, что изначально казалось несопоставимым. Негативным эффектом концептуальной гомогенизации счита​ется и то, что она неявно дискриминирует одни общества в отноше​нии других. Исследователь-компаративист существует не в вакуу​ме. Прежде чем стать теоретиком, он формируется как личность, принадлежащая к определенному обществу, и разделяет свойствен​ные этому обществу ценности, нормы и предрассудки. Все это влия​ет на используемые средства концептуальной гомогенизации. Мы видели, что один из главных недостатков структурного функциона​лизма его противники усматривали в «подверстывании» развиваю​щихся стран к стандартам США и Западной Европы. Основные по​стулаты теории рационального выбора тоже нередко критикуют за то, что они согласуются лишь с одной - и именно «западной» - социокультурной реальностью. Политическая жизнь многих стран «востока» и «юга» изобилует примерами действий, которые не мо​гут быть квалифицированы ни как эгоистичные, ни как рациональ​ные. Видимо, нейтрализовать такого рода издержки концептуаль​ной гомогенизации можно путем разработки теоретических средств, которые были бы в максимально возможной степени свободны от черт национальной ограниченности. Кросснациональное сравнение 47 «Слишком много переменных - слишком мало случаев» В мире существует ограниченное число стран. Стало быть, дале​ко не все возможные вариации политических систем - и тем более их элементов-даны нам в непосредственном наблюдении или даже в историческом опыте. Даже среди существующих или некогда су​ществовавших обществ далеко не все описаны в той степени, кото​рая позволяла бы использовать их как объекты межнациональных сравнений. Известный исследователь Аренд Лейпхарт писал, что в распоряжении компаративиста находится «слишком мало случаев». Другая сторона сформулированной им дилеммы не менее очевидна: поскольку общественная жизнь бесконечно многообразна, стремится к бесконечности и количество поддающихся выделению переменных. При этом мы не можем позволить себе априорно отбросить некото​рые из них как несущественные, поскольку в различных нацио​нальных контекстах они могут играть различные по значению роли. Для решения лейпхартовской дилеммы в сравнительной политоло​гии используется целый ряд стратегий, заслуживающих краткого описания. Самое простое решение состояло бы в том, чтобы в макси​мальной степени расширить круг охваченных исследованием случаев при сознательном ограничении числа наблюдаемых переменных. Такие исследования, подпадающие под предложенное А. Пшеворски и Г. Тьюном определение сравнительного метода, действительно осу​ществлялись. Более того, в течение какого-то времени в 60-х гг. в сравнительной политологии преобладал жанр сравнительно-стати​стического исследования. Каков он? Предположим, мы используем данные по нескольким десяткам либеральных демократий для того, чтобы выявить зависимость между процентной долей индустриаль​ных рабочих в населении страны и уровнем голосования за социал-демократические партии, и на этой основе сделать вывод о наличии или отсутствии в разных странах модели «рабочего голосования». С технической точки зрения, это несложная задача. Если у нас есть два ряда цифр, выражающих значения зависимой и независимой переменных для каждой из стран, то компьютеру, вооруженному самой простой статистической программой, понадобятся доли се​кунды, чтобы сообщить нам коэффициент корреляции между этими двумя рядами. А коэффициент корреляции - это и есть статисти- 48 Теоретические средства сравнительных политических исследований ческий индекс, фиксирующий наличие, направление и силу связи между двумя представленными в цифровом виде параметрами. Бо​лее того, статистика дает нам возможность установить, каким об​разом несколько независимых переменных влияют на одну зависи​мую. Это называется «множественная регрессия». Есть и более сложные статистические процедуры, общую характеристику кото​рых можно найти в любом учебнике по социальной статистике. Сле​дует заметить, что, как и всякая развивающаяся наука, данная дис​циплина не лишена проблем, и чем сложнее применяемый метод статистического анализа, тем больше разногласий он вызывает даже среди специалистов. В политической науке чаще всего используют​ся простые и общепризнанные методы вроде отмеченных выше, хотя и у них есть свои недостатки. Однако основные проблемы, связан​ные с применением сравнительно-статистического метода, заклю​чаются не в этом. Они носят содержательный, а не технический ха​рактер. Вернемся к предложенному выше примеру. Для того чтобы по​ставленная исследовательская задача могла быть решена путем ста​тистического анализа, нужно перевести ее с языка теоретических понятий на язык цифр, или, как говорят, «операционализировать понятия». Но даже первая из переменных включается в ткань иссле​дования - операционализируется - не без проблем: иногда не так уж просто определить, кого считать рабочими, а кого - нет. Но особенно много сложностей связано с операционализацией второй переменной, выделяемой по идеологическому признаку. Приведу лишь два примера. В Италии социалистическая партия традицион​но пользуется скромной поддержкой избирателей. Однако делать отсюда вывод об отсутствии в стране модели «рабочего голосова​ния» было бы неверно, ибо значительная часть итальянских индус​триальных рабочих всегда голосовала за коммунистов. В Венесуэле партия «Демократическое действие», будучи вполне социал-демок​ратической по своей идеологической ориентации, на выборах пользовалась в основном поддержкой среднего класса. Поэтому приписывать Венесуэле модель «рабочего голосования» неправиль​но, как бы красноречиво не свидетельствовали в пользу такого ре​зультата статистические данные. Учитывая, что этот ряд примеров можно продолжить, нетрудно представить, какими удручающе не​адекватными были бы результаты исследования в целом. Кросснациональное сравнение 49 В чем состоит основная сложность проиллюстрированной выше стратегии? В том, что анализ большого числа случаев заставил исследователя отвлечься от взаимовлияния переменных на внутрисис​темном уровне, например от существования в Италии сильной ком​партии, влияющей на поведение рабочих-избирателей, и от социал-де​мократических симпатий среднего класса Венесуэлы. Чтобы избежать этой сложности, иногда рекомендуют прибегать к сравнениям «второ​го порядка», то есть сравнивать не отдельные переменные, полностью изолированные от внутрисистемного контекста, а целые «иерархии», цепочки взаимосвязанных переменных. Сравнения «второго порядка» становятся возможными лишь при ограничении числа случаев, нахо​дящихся в поле зрения ученого. Парадоксально, но один из эффектив​ных способов решить проблему «слишком много переменных - слиш​ком мало случаев» - это сознательное ограничение круга охваченных исследованием стран при увеличении количества отслеживаемых пе​ременных. При этом возможны две противоположные стратегии - «наибольшего сходства» и «наибольшего различия». Смысл стратегии «наибольшего сходства» в том, чтобы огра​ничить поле анализа группой стран, существенно похожих друг на друга по целому ряду важных характеристик (переменных). Эти ха​рактеристики исследователь может принять за постоянные, что позволяет ему полностью сосредоточиться на взаимовлиянии инте​ресующих его переменных. В нашем примере с «рабочим голосова​нием» ограничение поля исследования Данией, Норвегией и Шве​цией сделало бы неучет роли компартий и социал-демократических симпатий среднего класса более оправданным. Зато число операци-онализируемых переменных можно было бы существенно расширить за счет характеристик, меняющихся от страны к стране. Главный недостаток этой стратегии состоит в том, что она подталкивает ис​следователя к выбору в качестве объектов сравнения географичес​ки и культурно близких стран, но при этом требует представлять их как совершенно не влияющие друг на друга. Так легче искать «зако​номерности». К сожалению, часто эта легкость оказывается обман​чивой, ибо в действительности как сходства, так и различия в пре​делах региона или иной наднациональной исторической общности нередко объясняются именно взаимовлияниями. Напротив, стратегия «наибольшего различия» состоит в том, что сравниваются страны, выступающие для исследователя как «предста- 50 Теоретические средства сравнительных политичес

Навальный - это "Путин 2.0", политик с авторитарными замашками и потенциальный новый диктатор. Навальный - это единственный реальный лидер, заслуживающий того, чтобы оппозиционно настроенная часть общества объединилась вокруг него. Дискуссия, развернувшаяся вокруг фигуры Навального в последние дни, показала, что опасения по поводу взглядов, характера и тактики самого известного оппозиционера в России столь же велики, как и его популярность среди противников нынешней власти. Кто и почему боится Алексея Навального и насколько обоснованы эти тревоги? Кто такой Навальный - российский Трамп, российский Макрон или, может быть, омоложенная реинкарнация Ельцина?

Освободившись из-под ареста, где он провел месяц после массовых акций протеста в День России 12 июня, Навальный сделал несколько неоднозначных шагов. Вначале возникла ситуация с активистом Александром Туровским , избитым спецназовцами в одном из избирательных штабов Навального. Туровский заявил, что "от Навального никакой помощи я так и не увидел. Не услышал ни одного слова поддержки или участия в судьбе человека, который участвовал в его кампании буквально с риском для жизни" . Ситуация оказалась настолько вопиющей, что в адрес Навального прозвучали обвинения в надменности, отсутствии эмпатии и нежелании защищать собственных сторонников. Еще больше вопросов вызвало заявление Навального о том, что в случае согласия Путина на "мирный транзит власти" нынешнему президенту и его семье должны быть предоставлены гарантии безопасности:

Наконец, немало шуму наделало решение Навального провести дебаты с одним из бывших лидеров сепаратистов, действующих на востоке Украины, лидером движения "Новороссия" Игорем Стрелковым (Гиркиным). Дебаты намечены на 20 июля.

Все это стало поводом для спора аналитиков, журналистов и политических активистов о Навальном. Крайние позиции "за" и "против" в этих дискуссиях выглядят примерно так.

Россия бедна на оппозицию, и несомненно, что Алексей Навальный на данный момент - самый одаренный из оппозиционных политиков. Он не совершал каких-то существенных ошибок, а главное, он постоянно действует. Это ведь главное требование к политику: постоянно находиться на плаву, находить какие-то новые ходы. Власть борется с ним достаточно жестко. Несмотря на это, Навальному всегда удавалось найти какой-то ответ, который позволяет расширять его целевую аудиторию. Вождь? Да, конечно, вождь. Но нужно понимать, что политика в мире становится более персонализированной. Россия здесь не исключение - это объективная тенденция. Само слово "вождь" в русском языке имеет негативные коннотации, просто потому, что у нас есть неприятные воспоминания о Сталине, которого называли великим вождем. Но политика, повторяю, всегда была персонализированной. Упрекать политика в том, что он хочет быть лидером, - это значит упрекать его в том, что он хочет быть политиком. Я понимаю, что какая-то часть комментаторов, которые ругают Навального за пресловутый вождизм, просто-напросто не хотят, чтобы у российской оппозиции появился лидер, то есть чтобы в России была оппозиция. У других людей возникает странная аберрация сознания, основанная на негативном историческом опыте. Но если мы хотим, чтобы Россия была демократией, мы должны смириться с тем, что в России будут политические организации, у которых будут вожди.

Вождь? Да, конечно, вождь. Но политика в мире становится более персонализированной

- Вы говорите о негативном историческом опыте, но здесь можно вспомнить и не столь давний опыт, не советский, а, допустим, рубежа 1980-90-х. Многим Навальный напоминает Ельцина в начале перестроечной карьеры, которая привела его в президентское кресло. Тогда тоже было много разговоров о Ельцине как таране против коммунистов, который должен эту историческую функцию выполнить, а там, мол, разберемся. Последствия были, как мы знаем, весьма неоднозначные, как и весь период ельцинского правления. Может быть, нынешние тревоги как раз вызваны тем, что люди боятся повторения: оппозиционный вождь, который приходит к власти, однако потом не выстраивает систему, в которой были бы демократические сдержки и противовесы?

В разговорах о Ельцине было совершенно определенное рациональное зерно, а именно: Ельцин в общем-то не был демократом. Он был по происхождению номенклатурным работником, в какой-то момент разошелся с Коммунистической партией, но демократом, как многие справедливо подозревали, это его не сделало. Он стал и оставался до конца своей карьеры вполне последовательным антикоммунистом, но у него были и ярко выраженные авторитарные тенденции. Я у Навального серьезных авторитарных тенденций не наблюдаю. Его претензии на то, чтобы возглавлять политическое движение, естественны для любого демократического порядка. Если есть политика, то должны быть люди, которые претендуют на то, чтобы играть в ней видные роли. Навальный не отягощен таким жизненным и политическим опытом, который был у Ельцина. Я понимаю, что, как говорится, пуганая ворона куста боится, но нужно сознавать, что это совершенно разные ситуации - тогдашняя с Ельциным и та, которая сейчас существует с Навальным.

- Вы упомянули и международный контекст, тенденцию к персонификации политики. Мы видим, что появляются такие люди, как Дональд Трамп и Эммануэль Макрон - очень разные, но тем не менее у них есть общее. Они несколько всеядны в плане идеологии, если говорить о традиционных идеологиях, левых или правых. Нет ли здесь опасности того, что программа каких-то реальных общественных изменений будет заменена личностью: верьте мне, а я все сделаю? Ведь такое уже не раз бывало в истории.

Нужно различать персонализацию и деидеологизацию политики. Это вещи разные. Персонализация - объективная тенденция, которая просто возвращает политику к ее естественному состоянию. Политика почти всегда была глубоко персонализированной. Единственное исключение - это довольно короткий период послевоенный, где-то до 1960-х годов, когда достигли своего пика и расцвета массовые политические партии. Они служили посредниками во взаимоотношениях между массами и политиками. В этих условиях политику не нужно было быть ярким. Это не значит, что ярких политиков тогда не было, достаточно вспомнить де Голля, например. Но все же избиратель мог идентифицировать себя непосредственно с партией, ему не обязательно было идти за конкретным политиком. Однако эпоха массовых партий прошла безвозвратно. Их убили и социальные государства на Западе, и в особенности средства массовой коммуникации, которые повлекли за собой смерть партийной прессы. Партиям просто не осталось того объема работы, которую они выполняли с избирателями в середине прошлого века. Сейчас партии тоже важны, но они выполняют в ходе избирательных кампаний преимущественно организационные функции, стали такими машинами по сбору голосов, решают технические задачи. А тот человек, который привлекает голоса, выступает в СМИ и становится заметным для избирателя, - это политик, это персона. С этим ничего не сделаешь, мы будем жить в мире, в котором эта тенденция будет только нарастать, в том числе в связи с развитием социальных сетей. Сейчас политику гораздо легче быть заметным, чем раньше. Более того, если ты незаметен, ты не можешь стать политиком.

Сейчас политику гораздо легче быть заметным, чем раньше

Убивает ли это идеологию? Иногда да, иногда нет, зависит от конкретной ситуации в стране. Вы сказали, что между Трампом и Макроном есть большая разница, я бы хотел подчеркнуть эту разницу. Феномены Трампа и Макрона, на мой взгляд, совершенно разнопорядковые. Трамп - это консервативный политик, у него очень последовательная, на мой взгляд, идеологическая повестка дня, которая сочетает социальный консерватизм и национализм. Я, по правде сказать, в риторике Трампа не вижу ни одного существенного отступления от этой повестки дня. Я без симпатии отношусь к этой идеологии, но должен признать, что своим успехом Трамп в значительной степени обязан тому, что ему удалось на уровне риторики успешно сочетать две вещи: это консервативные идеи, которые давно исповедует Tea Party в Соединенных Штатах, но она не смогла обеспечить им достаточную поддержку граждан, и ту разновидность национализма, которая оказалась апеллирующей к массам в Соединенных Штатах.

Что касается Макрона, то там ситуация другая. Французская политика всегда была идеологически поляризованной и остается таковой. Французы мыслят себя в идеологических координатах. Но при этом как социалисты, так и правая партия "Республиканцы" на момент начала нынешней президентской кампании дискредитировали себя до такой степени, что идеологически преданным избирателям они оставили в качестве выбора дрейф либо к крайне левым, вроде Меланшона , либо к крайне правым, вроде Марин Ле Пен . Но при этом осталась значительная масса избирателей, которые не были готовы к такому дрейфу.

- То есть Макрон подобрал бесхозных?

Да, подобрал бесхозных, и это было, повторяю, ситуационно. Когда Макрон начнет проводить реальную политику, она окажется либо правой, что вероятнее всего, либо левой. Традиционная для французской политики система координат восстановится. Здесь мы имеем дело с флуктуацией, колебанием системы. Однако в случае с Трампом, наоборот, это вполне закономерный ход событий, обычный маятник движения электората от левых к правым.

- Вы говорите, что в каких-то случаях персонификация политики убивает идеологию, в других нет. Но не убивает ли она заодно и демократию с ее институтами? Слишком велик соблазн превратить эту персонификацию во что-то большее - в цезаризм, бонапартизм, диктатуру, по-разному можно называть.

Выборы можно организовать где угодно, но сам строй демократии сработан именно так, чтобы предотвращать переход к диктатуре. Идеально ли работает этот механизм? Нет, он всегда сопряжен с рисками. Мы знаем случаи установления авторитарных режимов в результате прихода к власти демократически избранных лидеров. Но, как правило, система работает, особенно в старых демократиях, вроде Соединенных Штатов. Мы видим, что сейчас происходит с Трампом. Он даже те моменты своей предвыборной программы, которые вообще-то укладываются в рамки традиционной американской политики, реализует с колоссальным трудом. Он постоянно сталкивается с сопротивлением, даже при том, что у его партии сейчас большинство в обеих палатах Конгресса США. Правильно ли часть американской общественности обеспокоена тем, что риск авторитаризма может материализоваться? Конечно, правильно. Потому что общественное мнение играет важную роль в демократии. Должны ли мы воспринимать эти риски как-то очень драматично? Полагаю, нет.

- США, как вы сами сказали, довольно старая, устоявшаяся демократия. О России этого не скажешь, с демократическими институтами все не очень хорошо. Поэтому, возможно, и риск очередного авторитаризма выше?

Я считаю его высоким, естественно. Но для того, чтобы прийти к выводу о том, что этот риск высок, не нужно быть политологом. Достаточно просто руководствоваться здравым смыслом и понимать, что из плохого сразу хорошее не получится. Любой выход из плохой ситуации сопряжен с возможностью того, что в действительности станет только еще хуже. Политическая борьба нужна именно для того, чтобы нейтрализовать риски. Конечно, было бы плохо, если бы в момент выхода России из авторитарного порядка, когда бы это ни произошло, на политической арене оставался только Навальный. Ничего особенно страшного в этом нет, потому что в условиях демократизации естественный противовес ему возник бы сразу. Уже сейчас мы видим массу людей, которые критикуют Навального отчасти потому, что они собираются, если он победит, сразу же составить ему оппозицию в рамках демократического порядка. Меня в связи с этим больше беспокоит то, что действующая власть постоянно зачищает политическое поле репрессивными мерами, коррумпируя возможных других политиков, и тем самым действительно способствует тому, что Навальный в момент смены власти может остаться единственным настоящим политиком. Вот это плохо. Я не вижу, чтобы сам Навальный зачищал это поле, ему это и не под силу, и я полагаю, ни к чему. Этот риск исходит от действующей власти.

Власть постоянно зачищает политическое поле репрессивными мерами

- Вы недавно опубликовали цикл статей о моделях перехода от авторитаризма к демократии в разных странах, от Испании до Бразилии. Вам удалось выявить какие-то непременные условия, которые позволяют с высокой степенью уверенности утверждать, что вот да, в этом случае получится демократия, простой сменой декораций дело не кончится? Или каждый случай абсолютно индивидуален, и в каждом случае все зависит от того, как карта ляжет?

Общие закономерности демократизации, безусловно, есть. Главная из них в том, что вообще для смены режима, необязательно в направлении демократии, необходимо, чтобы внутри правящего класса, причем достаточно узкого класса - в масштабах России, скажем, это несколько тысяч человек, которые принимают ключевые решения, - возникло серьезное недовольство тем, какую политику проводит верхушка правящей группы. В литературе это иногда называют расколом элит. Это ключевое условие. Мы не знаем примеров демократизации, где не было бы такого раскола. Второе условие - чтобы на тот момент, когда такие разногласия возникают, в стране существовали оппозиционные политики, которые к этому узкому правящему классу не принадлежат. Потому что внутри правящей группы на смену авторитаризму может прийти только другой авторитаризм. Нужно, чтобы какие-то фракции внутри этой группы начали взаимодействовать с оппозицией, которая не причастна к действующей власти. Каким образом взаимодействовать? В традиционной политологической литературе существовало такое идиллическое представление, что должен быть обязательно какой-то формальный пакт, мирная договоренность о передаче власти. Это не обязательно так. Но в сущности всегда процесс сводится к тому, что формируется коалиция из каких-то частей правящей группы и частей оппозиции.

И третье условие, чтобы смена режима не привела к формированию нового авторитаризма, - это наличие у населения, во-первых, некоторого недовольства существующим авторитарным порядком, во-вторых, хотя бы немного уровня понимания того, что альтернативой этому порядку является именно демократия. Важно, чтобы люди усвоили мысль о том, что любая власть, которая не меняется, рано или поздно становится плохой, даже если начинается как хорошая. В этом суть демократического убеждения, что власть должна быть сменяемой. Если эта мысль доводится до широких масс тем или иным способом, то процесс демократизации облегчается. Однако первое условие, я должен еще раз повторить, является ключевым, и именно этого условия я сейчас в России, по правде сказать, не вижу. Со вторым условием тоже дело обстоит очень плохо. На поверхности российского оппозиционного спектра никого, кроме Навального, сейчас не наблюдается, все остальные в большей или меньшей степени инкорпорированы в существующую систему, взаимодействуют с ней гораздо более широко и всесторонне, чем это делает Навальный.

- А Навальный все-таки взаимодействует?

Я бы хотел об этом сказать поподробнее. Одна из довольно распространенных мыслей в потоке, который сейчас выливается на Навального, состоит в том, что он агент Кремля. Аргументировать эту мысль сложно, поскольку все мы видим, что Кремль обходится с Навальным достаточно жестко. Единственное, что он до сих пор не сделал - это не посадил его надолго в тюрьму, хотя такой вариант тоже не исключается, Навальный постоянно ходит под такой угрозой. Но если бы я узнал, что какая-то минимальная координация между Кремлем, какими-то группами внутри узкого правящего класса, и Навальным существует, то меня это, во-первых, не удивило бы, а во-вторых, это не принизило бы в моих глазах Навального. Более того, я полагаю, что если Навального ждет политический успех, а это возможно, то такая координация должна быть налажена. Российская политика не носит публичного характера, значительная часть политических процессов происходит подспудно.

Искусство политика - это искусство использовать людей вообще, но настоящий политик умеет использовать не только своих друзей, но и врагов

- Ну, предположим, в один прекрасный день всплывают факты о том, что да, такая, как вы ее называете, координация есть. При этом Навальный годами выстраивает себе имидж бескомпромиссного борца с режимом. Новости о "координации" по такому имиджу нанесут непоправимый удар. Разве нет?

Нет. Потому что политика - это взаимодействие, она нужна для того, чтобы люди, жестко выражаясь, не убивали друг друга. Когда политика входит в реальную фазу борьбы за власть, враги очень часто взаимодействуют между собой. Более того, они используют друг друга. Искусство политика - это искусство использовать людей вообще, но настоящий политик умеет использовать не только своих друзей, но и врагов. Причем мы должны эту максиму распространять как на правящих политиков, так и на оппозиционных. Если ты умеешь использовать своего врага, то ты настоящий политик. Мне бы хотелось верить, что Навальный и это может. Но нужно понимать, что, когда ты используешь кого-то, ты позволяешь и себя использовать - это неизбежно. Искусство компромисса в данном случае состоит в том, чтобы не позволить использовать себя в ущерб своему делу - это действительно сложно, но настоящие политики это умеют.

- В этом контексте недавнее громкое заявление Навального о том, что он в случае чего готов предоставить Путину гарантии безопасности, а при этом к Медведеву у него будет гораздо более жесткое отношение, вы считаете правильным политическим ходом?

То, что Путину необходимо будет предоставить гарантии безопасности, предполагает подавляющее большинство возможных сценариев демократизации в России. С этой точки зрения то, что сказал Навальный, - это просто очевидная вещь. Что касается градации гарантий, чтó дать Путину, что - Медведеву, то нужно исходить из того, что реальный лидер режима именно Путин, а Медведев, как с точки зрения самого Путина, так и с точки зрения Навального - это такой расходный материал. Навальный концентрирует свой удар на коррупционной теме, с этой точки зрения он не может быть особенно мягким по отношению к Медведеву. Но самое главное, что и у Путина, при всех обязательствах личного плана, которые он несет перед Медведевым, не будет особых стимулов его защищать в случае чего.

Возможно, Путину удастся положить конец политической деятельности Навального, если после президентских выборов он сочтет это целесообразным

- Скоро пройдет тот процесс, который официально называется российскими президентскими выборами. Путин, скорее всего, окажется в Кремле на очередной срок. Может ли быть главным политическим содержанием этого срока появление условий потенциальной демократизации, которые пока, как вы говорите, в России не созрели? Или это бег на более длинную дистанцию, тут пятью-шестью годами не обойдешься?

Трудно сказать. Путинский режим сложился как режим личной власти. Такие режимы в значительной степени развиваются в зависимости от настроений, состояний, мыслей людей, которые их возглавляют. Нет институциональной логики, которую мы могли бы положить в основу прогноза дальнейшего развития режима. Для меня сейчас более или менее ясно, что этот режим еще не прошел пик своего развития. Но какова будет его политика, когда этот пик будет достигнут, и какова будет логика его распада, во многом зависит от личных обстоятельств Владимира Путина, буквально - от его здоровья. Если это здоровье будет хорошим, то я полагаю, что он сможет приложить достаточно усилий к тому, чтобы затормозить развитие реальной оппозиции в России. Вполне возможно, что ему удастся в конце концов положить конец политической деятельности Навального, если после президентских выборов он сочтет это возможным и целесообразным. Тогда российской оппозиции в значительной степени придется всё начинать сначала. Но прогнозировать такие исходы чрезвычайно сложно. Ведь индивидуальные предпочтения Путина мы отгадать не можем, а только общую логику его поведения, связанного с сохранением власти. К каким именно выводам он лично придет по поводу оптимальной стратегии сохранения власти - совершенно отдельный вопрос, на который ответить трудно.

Ярослав Шимов

Заместитель директора Русской службы РС с июля 2017 года.

Последние материалы сайта